Некоторое время они стояли вплотную друг к другу. Отон ощущал нечистое дыхание императора — смесь выпитого и съеденного вчерашней ночью — и сам старался дышать в сторону. От неудобной позы — он старался не касаться императора коленями — у него дрожали ноги. Нерон медленно поднял руку и, положив ее на плечо Отона, с силой надавил.
— Садись, мой Отон,— проговорил он с улыбкой, хотя холодный взгляд его голубых глаз никоим образом ей не соответствовал.— Я пошутил. Но, честное слово, я не понимаю, почему можно смотреть, когда ты занимаешься любовью с продажной девкой, и нельзя, когда ты то же самое делаешь с женой?
— Как тебе будет угодно,— опустившись в кресло под давлением императорской руки, но сидя неестественно прямо, с поклоном сказал Отон.
— Я спрашиваю, что думаешь ты.
— Думаю, что ты... что ты прав,— с дрожью в голосе произнес Отон.
— Значит, ты покажешь мне...
— Да.
— Ты настоящий друг, Марк,— сказал Нерон, подходя к окну и выглядывая наружу.— Ты не можешь представить, как мне скучно. Октавия мне надоела, она холодна как лед и больше не возбуждает меня. Акта... Нет, Акта все еще хороша, но и она, как и все женщины, видит во мне императора, а я хочу... Ты знаешь, чего я больше всего хочу?
— Не... знаю.
— Больше всего я хочу, чтобы женщина причинила мне боль, не услаждала бы меня, а сама хотела бы наслаждаться. Но со мной это невозможно — все они хотят дать наслаждение, чтобы получить от меня что-то взамен. Все женщины продажные. Разве не так? Разве твоя Поппея не продажная?
— Нет, не продажная,— неожиданно твердо выговорил Отон.
— Вот как! — повернулся к нему Нерон.— Это интересно. Ты не ошибаешься?
— Нет.— Отон встал, держась за спинку кресла,— Она другая, она лучшая из женщин, она свободная женщина.
— Свободных женщин не бывает,— возразил Нерон, глядя на друга с любопытством.
— А она свободна.
— Ты должен рассказать о ней подробнее,— велел Нерон, скрестив руки на груди.— Мне необходимо знать все, все детали. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Да,— кивнул Отон.
— Тогда начинай.— Нерон показал глазами на кресло.— Садись, так тебе будет удобнее.
Отон снова опустился в кресло.
— Ну,— поторопил его Нерон, но друг не успел начать свой рассказ: открылась дверь, и на пороге появился слуга.
Нерон поморщился:
— Что там еще? Я же просил не тревожить меня.
— Афраний Бурр,— доложил слуга.
— Ну что, что Афраний Бурр? — нетерпеливо бросил Нерон.— Искалечил и вторую свою руку? Ну, что ты молчишь как рыба!
— Афраний Бурр,— невозмутимо повторил слуга,— просит императора срочно принять его.
— Просит императора срочно принять его,— с издевкой повторил Нерон.— А где ты видишь императора? — Он развел руки в стороны и, переглянувшись с Отоном, снова обратился к слуге: — Здесь нет императора. Пойди и скажи, что ты не нашел меня.
— Я говорил, но он...
— Что он, что?!
— Он говорит, что дело особой важности.
— Ладно,— сердито бросил Нерон, делая нетерпеливое движение рукой,— зови.— И, снова посмотрев на Отона, поднял брови, одну выше другой, что в данном случае должно было, по-видимому, означать нечто вроде «сам можешь убедиться, как я несчастлив».
Афраний Бурр вошел широким шагом военного. Он поднял правую руку и проговорил громко:
— Приветствую тебя, император! — при этом сделал вид, что не замечает сидящего в кресле Отона.
Он не любил этих так называемых близких друзей Нерона, все они казались ему изнеженными выскочками, жалким подобием мужчин. Аннею Сенеке он говорил о них так: «Эти слизняки пролезут в любую щель кладки дворца, для этого им не нужно намазывать тело жиром, они состоят из него».
— Что тебе, Афраний? — недовольно спросил Нерон.— Что за спешка в такой ранний час?
— Твоя мать, Агриппина, уже во дворце,— сказал Афраний, холодно глядя на императора.
В первое мгновение Нерон не сумел скрыть испуга и даже сделал движение, словно собирался бежать. Тем величественнее он произнес, когда сумел взять себя в руки:
— Я же отдал приказ не допускать эту женщину во дворец. Или кто-то посмел ослушаться моего приказа?
Губы Афрания Бурра презрительно дрогнули.
— С утра я был на учениях и поздно вернулся. Солдаты же не посмели остановить эту женщину.
— Почему? — выпятив нижнюю губу, спросил Нерон.— Разве ты не передал им мой приказ? Или твои преторианцы уже не вполне подчиняются своему Командиру?
— Твои преторианцы,— отозвался Афраний, делая ударение на первом слове,— просто не посмели остановить мать императора. Что делать, император,— добавил он, пожимая плечами,— но в них с детства воспитывали почтение к родителям. Вот если бы ты объявил, что отказываешься от матери, то тогда...
— Отказываюсь от матери? — поморщившись, переспросил Нерон.— Но как можно отказаться от матери? Ты говоришь глупости, Афраний.
— Я говорю о том, что может заставить солдат исполнить твой приказ,— холодно пояснил Афраний.
— А я полагал,— усмехнувшись, вмешался Отон,— что доблестный Афраний одним только взглядом заставляет повиноваться.
— Что ты на это скажешь, Афраний? — в свою очередь усмехнулся Нерон.— Я тоже думал, что командир моих преторианцев может все.