Меч императора Нерона

— Так было, но теперь это не так. Если бы он, как ты говоришь, трепетал перед Сенекой, то не посмел бы угрожать мне. Ты, наверное, и сам понимаешь, что влияние Сенеки на императора не такое, как прежде. Больше того, я слышал сам, как он отзывался о твоем прежнем господине пренебрежительно. Сенека не только теряет влияние, он может потерять жизнь. Мне даже кажется, что дело не во мне, а в Аннее, и, возможно, Салюстий послан кем-то (у сенатора много врагов и завистников), чтобы свалить его окончательно. Представь себе, что за Салюстием стоят какие-то значительные силы, вряд ли жалкий лицедей осмелился бы идти против сенатора. Так вот, я не хочу обременять этим делом Аннея, я хочу, чтобы мы сделали это сами. Ты согласен со мной?

— Да, господин,— упавшим голосом произнес Теренций и уже едва слышно добавил: — Что сделали?

— Убили Салюстия,— жестко выговорил Никий.— Я хочу, чтобы ты помог мне. Или ты отказываешься?

— Нет, нет,— отрицательно помотал головой Теренций,— но я не умею...

— Что ты не умеешь?

— Убивать,— потерянно проговорил Теренций.— Я могу быть слугой, управляющим, но никогда... Меня не обучали военному делу.

— Однако,— раздраженно заметил Никий,— ты тогда на дороге лихо выхватил свой меч.

Теренций вздохнул и опустил голову, словно признавал свою вину. То ли в том, что не умеет убивать, то ли в том, что так опрометчиво вытащил меч тогда по дороге в Рим.

— Успокойся, Теренций,— усмехнулся Никий,— убивать тебе не придется. Но помочь ты должен. Понял меня? — последнее он проговорил жестко, почти угрожающе.

Глава четвертая

Поппея Сабина, жена Марка Сальвия Отона, вошла во дворец с низко опущенной головой, но уже короткое время спустя сделалась полноправной хозяйкой — полноправной, не имея на это, разумеется, никаких формальных прав. Права при дворе определялись одним — отношением принцепса, а Нерон влюбился в Поппею так, как никто ожидать не мог. Тут дело было не в желании наслаждаться, а в чувствах. В том, что трудно было предполагать у императора.

Никий понял, что произошло, увидев Марка Отона. Отон нравился ему, он казался единственным разумным человеком в окружении императора.

В тот день Отон одиноко стоял, прислонившись к одной из колонн у входа. Он был мрачен и старательно не замечал проходивших мимо. Зато проходившие мимо, как нарочно, не желали пройти незаметно, приветствовали Отона с особенно ласковыми лицами, в которых легко читалось насмешливое сочувствие. Отон отвечал коротким кивком, пряча глаза, и, если его спрашивали о самочувствии, едва заметно пожимал плечами. Никий так и не решился подойти к нему, наблюдая со стороны, стараясь оставаться незамеченным.

Он пришел по зову Нерона, но у самой двери слуга сказал, что принцепс занят и велел никого не допускать к себе.

— Император сам вызвал меня,— высокомерным взглядом прожигая слугу, сказал Никий и потянулся, чтобы взяться за ручку двери.— Ты, может быть, не узнаешь меня? — сердито добавил он.

Слуга сделал быстрое движение в сторону, прикрывая дверь, собой, и рука Никия ткнулась в его грудь.

— Там Салюстий,— пояснил слуга таким тоном, будто актер был по крайней мере командиром преторианских гвардейцев.

Никий гневно посмотрел на слугу, а тот поднял вверх указательный палец, призывая к молчанию, и тогда Никий услышал доносившиеся из покоев Нерона завывания актера: тот декламировал очередной трагический монолог.

— Там женщина,— прошептал слуга извиняющимся тоном.

— Женщина? Какая женщина? Одна?

Слуга посмотрел сначала направо, потом налево, где с обеих сторон двери стояли гвардейцы с каменными выражениями на лицах, и, чуть подавшись к Никию, проговорил, выпучив глаза, как если бы открывал страшную тайну:

— Поппея Сабина.

Никий неопределенно повел головой и отошел от двери. Вот тогда же, бесцельно прогуливаясь по дворцу, он увидел стоявшего у колонны Отона.

То, что Отон привел жену к Нерону, он знал уже несколько дней, но не придавал этому визиту никакого особенного значения. Кроме обычного: если женщина понравится императору, то он не упустит возможности получить от нее удовольствие. Это было в порядке вещей, и всякий муж, независимо от своего положения и возраста, знал это. И никто из мужей не видел в этом — во всяком случае, не показывал внешне — никакого особенного позора. Более того, многие были бы счастливы, понравься их жены императору, а еще лучше, если бы он возжелал получать эти удовольствия более или менее продолжительное время. В таком случае счастливый муж мог рассчитывать на значительные назначения и награды.

Поначалу Отон показался Никию несколько другим, но когда он однажды услышал, как тот расхваливал жену в присутствии императора, Никий подумал, что все они одинаковы, хотя и не осудил Отона. Несмотря ни на что, Отон нравился Никию.