Меч Ислама. Псы Господни.

– Ничего подобного раньше не случалось. Мне уже рассказали о мощи флота Драгута. Силы столь неравны, что я не отпустила бы вас, если бы смогла. Но не могу. В вашем положении придется на это решиться. – Затем, сбросив маску рассудительного спокойствия, Джанна с жаром добавила: – Вот до чего довело вас это злосчастное стремление к мести! Как и обещали, вы попираете стопой поверженного синьора Дориа. Но как ужасна ваша собственная расплата за это!

Он ответил ей так же, как принцу Оранскому:

– Адмирал обязан своим поражением несчастному случаю, а не моему злому умыслу!

– Но вы могли бы начать все сызнова, Просперо! Могли бы, если б не боялись тяжких последствий для себя!

Он задумался.

– Легко сказать… Но вы правы: ради нашего с вами счастья я должен примириться с Дориа, если это будет в моих силах.

– Слишком поздно, любимый, – сказала она, сокрушаясь. – Вы не сможете сделать больше, чем делаете сейчас. Я не в силах вас удержать, хотя, скорее всего, потеряю вас. Ваш поступок – единственный способ свести на нет последствия этой проклятой распри!

Он вздохнул.

– Спасение будет зависеть от того, насколько мне удастся исправить положение. Придется сделать очень многое, чтобы восстановить свое доброе имя, иначе я потеряю не только честь, но и нечто большее.

– Что именно?

– Вас, моя Джанна.

Она пренебрежительно усмехнулась.

– Неужели вы думаете, что меня волнует мнение света? В моих глазах, Просперо, вы никогда не будете обесчещены. Что бы ни случилось, я стану вашей, как только вы этого пожелаете.

Он привлек ее к себе.

– Смелое сердце! Я хочу, чтобы вы стали моей, когда я очищу свое имя от позора. Я ставлю на карту все, что имею, и все, что собой представляю, дабы победить и завоевать вас!

– Но если вы не…

– Если нет… – Он умолк, нежно улыбнувшись ее широко раскрытым глазам. – Не будем говорить об этом. Если я потерплю поражение, имея столько шансов на успех, значит я недостоин вас.

Слова Просперо не обманули Джанну. Она поняла, что значит «поставить все». Это значило, что он не переживет поражения. Глаза женщины наполнились слезами; она подумала, что, возможно, видит его в последний раз.

– Просперо, я никогда не могла бы гордиться вами больше, чем сейчас. Я буду молиться, не поднимаясь с колен, до тех пор, пока вновь не увижу вас.

– Любимая! Это станет мне лучшей защитой. Верьте в мою судьбу, а я буду полагаться на ваши молитвы.

Он привлек ее к себе в прощальном объятии и почти беспечным тоном уверил, что скоро вернется.

Глава XXXI Mars ultor [39]

Весла работали без перерыва всю ночь с воскресенья на понедельник, и неаполитанская эскадра шла по курсу, выстроившись в линию, которую замыкал флагман.

Прямо перед ним двигался буксируемый четырьмя галерами тяжело вооруженный андалузский галеон, который Просперо решил взять с собой. Принц Оранский поначалу возражал, говоря, что в случае длительного штиля галеон задержит продвижение, когда именно быстрота имеет первостепенное значение. Однако Просперо настаивал, желая уменьшить преимущество Драгута. При этом он ссылался на опыт дона Алваро, непревзойденного мастера управления любыми судами. Алваро поддержал его, заявив, что в бою галеон стоит трех галер. Его высочество уступил, и галеон «Имакулада», оснащенный достаточным вооружением и экипажем, вошел в состав маленькой эскадры. Просперо взял и небольшую турецкую фелюгу, полученную им от Драгута. Ее экипаж составили добровольцы. На некоторых других судах гребцы тоже были готовы сменить весла на оружие, если этого потребует боевая обстановка.

Просперо распорядился отделить христиан от мусульманских невольников, так что, помимо галеры «Асвада», еще пять судов были укомплектованы христианами различных национальностей. Некоторые были пленными, некоторые – еретиками и иудеями, присланными испанской инквизицией. Были также испанские и итальянские преступники, прикованные к веслам за свои злодеяния. Их предупредили, что перед боем с них снимут оковы и дадут оружие, и все христиане, оставшиеся в живых, после экспедиции будут отпущены на волю. Как ни мала была эта надежда, они все же получили возможность завоевать свободу. Это удвоило силы людей, и надежда росла.

Ясный рассвет вторника принес с собой тревожное затишье. Просперо осматривал гладкое как стекло море, ленивые воды которого бороздили корабли, приводимые в движение уставшими за ночь гребцами. Примерно через час гребцов должны были сменить отдохнувшие, однако увеличение скорости ожидалось небольшое: надсмотрщики, которых предупредили о необходимости спешить, поддерживали темп двадцать четыре гребка в минуту, что позволяло проходить лигу в час. Увидев, что капитан стоит на корме и смотрит на гребцов, надсмотрщик с показным рвением стал чаще хлестать бичом. В тишине раздался голос Просперо:

– Эй! Остановись! Это бесполезно, из людей не выжмешь больше, чем они могут дать. Они устали. Лучше раздайте вина.