Меч Ислама. Псы Господни.

Французский протекторат, вопреки уверениям Дориа, что Лигурийская республика будет наконец свободной, оказался на самом деле тиранией, наиболее свирепой и жестокой из всех пережитых городом, и ореол героя, которым был окутан Дориа, начал меркнуть. Напряженность достигла апогея, когда французы попытались на средства Генуи построить порт Савону. Генуэзцы поняли, что, если это произойдет, они погибли. И спрос за это с Дориа, поскольку смена власти, приведшая к краху, была, конечно, делом его рук. Даже Фрегозо, которых он возвысил, присоединились к вот-вот готовому начаться восстанию против него.

И тут, обеспокоенный ростом недоверия к себе, Дориа обвинил Францию в вероломстве и объявил, что прекращает службу королю Франциску, если правонарушения не будут исправлены.

Естественно, Сципион описывал все эти прискорбные события со злобным удовлетворением и выводы свои делал под влиянием все той же злобы.

По его мнению, это объясняло, почему Андреа Дориа послал к Неаполю вместо себя Филиппино. Он боялся сейчас покинуть Геную. Он должен был остаться, чтобы доказать честность своих намерений и защитить остатки репутации. Сципион полагал, что ради собственного спасения Андреа будет вынужден оставить службу королю Франции. Ходили также слухи и о личных его неприятностях. Говорили, что Дориа не получает денег от короля Франциска. Благородные придворные дамы сего монарха промотали то золото, которое предназначалось армии. Дориа, чей карман был изрядно опустошен, безуспешно требовал долги. Когда речь шла о деньгах, он был неумолим, как и любой другой наемник.

Сципион высказал мнение, что такое положение дел, если верно им воспользоваться, может помочь восстановлению влияния императора в Италии. Чтобы выпутаться из затруднений, Дориа готов продаться сам и продать свой флот.

Просперо понимал, какие надежды питал Сципион. Если бы Дориа уступил уговорам и, оставив службу Франции, перед которой он был в долгу, перешел на сторону ее врага, он смог бы тотчас заручиться поддержкой генуэзцев, однако лишь ценой всеобщего презрения. Поскольку в Генуе это понимали, Сципион полагал, что Дориа вряд ли рассчитывал на многое в республике.

И вот с письмом, содержащим все эти сведения, Просперо отправился на поиски маркиза дель Васто, который с царским великолепием поселился в Кастель-Нуово. В этом ему помогла не только дружба с великим Пескарой[7], но и весьма близкие отношения с Карлом V. Благодаря глубочайшему доверию императора Альфонсо д’Авалос считался в Неаполе даже в большей степени представителем его величества, чем сам наместник.

Молодой маркиз – ему, как и императору, шел двадцать восьмой год, – смуглый красавец с непринужденными светскими манерами, приветливо принял гостя. Без всяких вступлений Просперо перешел к существу дела, приведшего его в замок.

– Вы знаете мое мнение, ваша светлость, о действиях наместника, на которые его вынудило отчаяние.

– Более того, – улыбнулся дель Васто, – я его разделяю.

– Ну, тогда у меня есть чем, хотя бы на время, сдержать его. – И он протянул письмо.

День был сумрачный и ненастный, и дель Васто подошел к залитому дождем окну, где было светлее. Он довольно долго читал, пощипывая свою острую бородку, и еще дольше раздумывал. Слышался лишь шелест дождя да шум волн, бившихся о скалы под замком.

Наконец он обернулся к собеседнику; его оливкового цвета лицо залил легкий румянец, глаза засверкали, выдавая охватившее его возбуждение.

– Можно ли доверять писавшему? – резко спросил он. – Можно ли полагаться на его мнение?

– Если бы дело было только в нем, я бы не стал беспокоить вас. Его взгляды не имеют значения. Выводы мы можем сделать и сами. Значение имеют излагаемые им факты и события в Генуе. К этому можно добавить и известные амбиции Дориа. Он или сам должен найти выход из своих затруднений, или оказаться последним человеком в государстве, где рассчитывал быть первым.

– Да, это я понимаю. – Маркиз отрешенно поигрывал перстнем на большом пальце. – Но возможно, он говорит правду, утверждая, что был предан Францией. Более того, это вполне вероятно, ибо натура короля Франции крайне переменчива, он легко раздает обещания и крайне неохотно их выполняет.

– Это не имеет значения, – нетерпеливо сказал Просперо. Такое выгораживание Дориа обеспокоило его. Сам-то он, без сомнения, разделял надежды Сципиона сорвать с Дориа маску и, разыскивая дель Васто, рассчитывал на поддержку с его стороны, а вовсе не на новые препятствия.

После долгого молчания маркиз подвел итог:

– Я, конечно, знаю, что у вас есть причины плохо думать о Дориа. На первый взгляд, события подтверждают вашу правоту. Но это только на первый взгляд.

– Мой отец умер не на первый взгляд, – сказал Просперо, не сдержавшись.

Дель Васто медленно приблизился и положил руку на плечо Просперо. Он мягко произнес:

– Я знаю. Это должно влиять на вашу точку зрения. – Он сделал паузу и, оживившись, продолжал: – Я использую гонца, доставившего вам это письмо. Он отнесет мое послание Андреа Дориа. Это будет проверкой суждений мессира де Фиески.