Меч Ислама. Псы Господни.

В конце послания стоял злобный размашистый росчерк, сам по себе как вызов на дуэль. Королева потребовала воск и свечу, чтобы запечатать письмо. Фрейлины отправились выполнять ее поручение. Сэр Фрэнсис решился предпринять еще одну попытку удержать королеву от необдуманного шага.

– Если в этом послании, мадам, нарушен принцип взаимного признания законов…

Но королева грубо оборвала его на полуслове:

– Взаимное признание законов! – Она издевательски расхохоталась в лицо длиннолицему седобородому дипломату. – Я ссылаюсь на этот хваленый принцип в своем письме. В случае с похищением он совершенно игнорируется. Я предупредила об этом его испанское величество.

– Именно этого я и опасался, мадам…

– О господи! Уолсингем, когда вы наконец станете мужчиной? – Королева вдавила в воск свою печать.

Потрясенный, Уолсингем забормотал что-то о королевском совете.

При этих словах Елизавета в ярости встала и, держа письмо в руке, заявила, что ей дела нет до королевского совета, что он и существует лишь, чтобы разъяснять ее королевскую волю. Насилие, совершенное испанским грандом над английской девушкой, – оскорбление Англии. А поскольку она, королева Елизавета, символизирует Англию, ее долг – ответить на это оскорбление. Она и ответила на него в своем письме, которое сэр Джервас доставит по назначению.

Уолсингем в ужасе отшатнулся, не отваживаясь больше ей перечить. Он винил себя за необдуманный поступок: зачем он добился аудиенции у королевы для этого горячего юнца и его еще более опасного друга? Вред уже причинен. Надо сделать все возможное, чтобы предотвратить дурные последствия. Дальнейшее вмешательство в дело лишит его возможности хоть как-то повлиять на его исход.

Королева протянула Джервасу письмо.

– Вот ваше оружие, сэр. Летите в Испанию на всех парусах. Письмо – для вас и щит и меч. Если же и оно не спасет, будьте уверены, я отомщу за вас. Да поможет вам Бог исполнить ваш рыцарский долг. Проводите его, сэр Фрэнсис. Доложите мне, как закончится путешествие. И не вздумайте лукавить.

Джервас, опустившись на колени, принял королевское послание. Королева протянула ему руку. Он поцеловал ее почтительно, с некоторым благоговением, она же легонько провела рукой по его волнистым каштановым волосам.

– Славный мальчик с любящим сердцем, – ласково молвила королева и вздохнула. – Да поможет Бог твоей возлюбленной вернуться в добром здравии вместе с тобой.

Взволнованный, Джервас покинул королевскую гостиную вместе с Оливером и сэром Фрэнсисом. Все трое знали почти наверняка, что содержалось в королевском послании.

Сэр Фрэнсис простился с ними весьма холодно. Он помешал бы их миссии, если бы мог. Но, находясь меж двух огней, он был обречен на бездействие. Скрепя сердце лорд Уолсингем отпустил их с письмом, способным вызвать вселенский пожар.

Глава XIV Фрай Луис

Страх был неведом леди Маргарет Тревеньон, потому что за все двадцать пять лет своей жизни ничто не наводило на нее страх. С тех пор как она себя помнила, люди ей подчинялись, очень немногие из них направляли ее, но никто ею не командовал. В поместье Тревеньон, как и во всем Корнуолле, где ее считали первой леди, ее желание было превыше всего – везде и всегда. Никто никогда не пытался перечить Маргарет, а тем более враждовать с нею. Все вокруг проявляли к ней должное уважение. Оно объяснялось отчасти положением, которое Маргарет занимала по праву рождения, но в большей степени тем, что она от природы была щедро наделена благородной сдержанностью и самодостаточностью, а это обычно прививается воспитанием. Трудно было себе представить, что Маргарет чем-то обижена. Достоинство, рожденное подобной уверенностью в себе, не могло быть чисто внешним и показным, оно проникло в ее плоть и кровь и уберегло от излишней самонадеянности и бессмысленной дерзости – возможного последствия предоставленной ей свободы.

И глубоко укоренившаяся уверенность в себе, подкрепленная всем прошлым опытом, не покинула Маргарет и теперь, когда, набросив на голову плащ, ее связали и затем обращались как с вещью. Маргарет была удивлена и раздосадована. Страх не закрался ей в душу: Маргарет не верилось, что он оправдан и насилие беспредельно. Она не сопротивлялась, сознавая бессмысленность борьбы с дюжими матросами и полагая это ниже своего достоинства.

Маргарет неподвижно лежала на корме на свернутом парусе, всеми силами сдерживая закипавший гнев, способный помутить разум. Она едва воспринимала качку, скрип уключин, усилия гребцов, налегавших на весла, бессвязные звуки, вырывавшиеся у них порой. Маргарет догадывалась, что рядом с ней сидит дон Педро. Он обнимал ее за плечи, удерживая на месте, а возможно, и оберегая. В другое время это шокировало бы ее, но сейчас было безразлично. Такая мелочь по сравнению с самим похищением не стоила возмущения.