Меч Ислама. Псы Господни.

– Ну еще бы! Если бы дело было только в обороне! Крепость ты возвел прекрасную, но зачем Андреа Дориа лезть на рожон, когда он может просто подождать тебя на выходе из пролива? А он будет ждать тебя именно там, терпеливо и упорно, как стервятник.

Такая перспектива не очень устраивала Драгута. Он разразился грязными проклятиями. Потом спросил:

– А зачем мне выходить из бухты?

– Не хочешь же ты обосноваться в Джербе и заняться сельским хозяйством?

Драгут сжал кулаки. Он и сам терзался сомнениями, и это заставило его смирить гнев. Он стал спорить со своим насмешником.

– Если я не могу оставаться здесь сколь угодно долго, то не может и Дориа. Но у меня, по крайней мере, есть преимущество. Я в укрытии. Если надо, дождусь зимних штормов, которые прогонят его прочь.

Просперо рассмеялся, не обращая внимания на то, как это злит и Драгута, и хмурых корсаров, которые ворча обступили их.

– Ну да, конечно, Дориа дурак. Он об этом не подумал.

– Думай не думай – это ему не поможет.

– Не поможет? Я знаю, что бы я сделал на месте Дориа. Устав дожидаться тебя, я высадил бы десант к востоку от Джербы, достаточно сильный, чтобы захватить твою крепость, а уж потом вошел бы в бухту и довершил разгром. По-твоему, такое не может прийти в голову Дориа?

Теперь уже рассмеялся корсар:

– Что ж, пусть плывет по воле Аллаха. Тут его ждет гибель. Для десанта ему потребуется половина всех матросов. А когда он высадится на берег, появлюсь я и разгромлю вторую половину эскадры, не дав ему овладеть положением. Вот почему я и построил это укрепление. Теперь ты, возможно, не сочтешь его бесполезным.

С этими словами он повернулся, чтобы уйти, но Просперо остановил его, сказав:

– Почему ты думаешь, что Дориа слепец? Он будет держать тебя в ловушке, пока не получит подкрепления. Ему достаточно отрядить гонца в Неаполь. Впрочем, я уверен, он уже сделал это. До зимы еще далеко, Драгут, и Дориа, как я уже сказал, умеет быть терпеливым.

И чтобы досадить корсару, он злорадно повторил:

– Как стервятник.

На орлином лице Драгута появилось выражение тревоги, но он заставил себя усмехнуться:

– Что ж, можешь на этом строить свои пустые надежды на освобождение.

Устав от этого разговора, возбудившего небывалый гнев его капитанов, Драгут внезапно разозлился:

– Возвращайся на галеру и оставайся там. И если ты сойдешь на берег без разрешения, то я закую тебя в кандалы. Прочь!

Драгут в ярости махнул рукой и резко повернулся на пятках. Просперо в сопровождении нескольких корсаров возвратился на флагманский корабль. Но он был доволен, потому что вновь был рядом с объектом своей любви и мог обеспечить если не немедленное освобождение, то хотя бы безопасность Джанны.

В течение следующих трех дней он видел Драгута лишь мельком. Анатолиец возвращался на галеру только для того, чтобы отоспаться. Все время он проводил в крепости, следя за императорским флотом, который стоял в миле от берега, у возвышенности, близ большого мыса, простиравшегося почти до восточной оконечности острова. С каждым днем глаза Драгута все больше наливались кровью. Галеры генуэзцев сонно замерли на зеркальной глади моря и стояли в жарком июльском мареве, словно дожидаясь, когда попавший в ловушку неприятель в отчаянии сделает первый ход. А над ними синело небо, отливавшее стальным блеском.

А неприятель понимал, что пророчество сбылось и перед ним – та самая стая терпеливых стервятников, о которой он говорил. Лицо Драгута с каждым днем становилось все изможденнее, вытягивалось, взгляд затуманивался от усталости, нрав делался все более раздражительным, а брань – все отборнее. С тех пор как на гойалаттской дороге Драгут-рейс попал в плен к генуэзцам, он никогда не оказывался в таком отчаянном положении. Но в Гойалатте он хотя бы мог бороться, а сейчас у него не было никакой возможности вступить в бой.

В лагуне тем временем прекратились все ремонтные работы: корабли могли понадобиться Драгуту в любой момент. Команды без дела сидели на берегу, не очень-то надеясь, что Драгут или Аллах вытащат их из передряги. Все понимали, что положение отчаянное.

Вечером третьего дня Драгут под давлением обстоятельств наконец смирил свою гордыню и, не в силах больше воздерживаться от расспросов, велел привести к себе Просперо.

Генуэзца втолкнули в кают-компанию, где на пестром диване восседал, скрестив ноги, Драгут. Он был без халата, и оказалось, что тело его бело с головы до пят. Загорелым было лишь заросшее бородой лицо.

– В тот день ты намекал… Что ты имел в виду, когда молил Аллаха открыть мне глаза и помочь увидеть выход?

– Я намекал, что мое дружеское расположение к тебе заставляет меня желать, чтобы ты не попал в расставленные Дориа сети.

– Да-да, – прохрипел Драгут. – Итак, Аллах наставил тебя на путь истинный. Дружеские чувства все же пробудили в тебе желание помочь. Что ж, возможно, это принесет тебе выгоду.