Меч Юга

Чернион озадачилась странным, не представляющим угрозы напряжением между ней и Венситом, когда сама подтягивала подпругу седла. Она задавалась вопросом, не видел ли он необходимости "угрожать" ей просто потому, что считал ее незначительной опасностью. Эта мысль задела ее гордость, но она заставила себя признать такую возможность. Однако что было бы действительно приятно узнать, так это то, что он видел и делал там, под дождем.

Она пристегнула уздечку и огляделась. Остальные были готовы, и она поиграла с идеей проскользнуть к своей пирамиде сообщений, чтобы проверить, нет ли подделки. Но разумного оправдания не было, поэтому вместо этого она вскочила в седло прямо у входа в пещеру и стала ждать.

Базел встал рядом с ней - все еще на ногах, одна рука покоилась на шее Уолшарно. Потолок пещеры возвышался почти на двенадцать футов над полом, но для человека его роста это было все еще слишком низко, чтобы взобраться на коня размером с Уолшарно. Венсит мог управлять с седла Бирчалки, пока нагибал голову, но ей и Кенходэну хватало места, как и вьючным лошадям. Она почувствовала себя ребенком на пони рядом с возвышающимся скакуном, когда оглянулась через плечо и увидела, что вьючные животные укоризненно смотрят на спину градани. Она наблюдала, как Кенходэн забрался на спину Глэмхэндро, аккуратно накрывая футляр с арфой дополнительным плащом, пока волшебник поправлял свою промокшую шляпу.

- Очень хорошо, Элрита, - сказал Венсит, кивнув. - Давай уже пойдем.

Она кликнула свою лошадь, и кобыла с несчастным видом, но послушно вышла в промозглое утро.

Как и ее спутники, в такую погоду Чернион предпочитала пончо в стиле сотойи, и она была благодарна ему за тепло, когда холодная вода заливала ее плечи. Однако оно не помогло сохранить ее лицо сухим, и она почувствовала, как длинное фазанье перо в ее берете развевается на ветру, когда она спускалась с холма.

Кенходэн мысленно застонал, когда ветер хлестнул его по лицу градом дождевых капель - больших, жирных, мокрых, подумал он, хорошо охлажденных горными облаками. Они обрушились на него, как волна, и Глэмхэндро недовольно фыркнул, когда они ударили.

Проливной дождь сделал крутой склон предательским, но они благополучно достигли подножия. Тонкие листья и ранние почки колыхались вокруг них, ветер и вода трепали новую листву, когда их лошади продирались сквозь заросли лавра и рододендрона. Кенходэн поежился, проклиная погоду, когда тонкие ветви цеплялись за его сапоги для верховой езды, а сырой холод пробирал до костей.

Потребовался час, чтобы добраться до Южной дороги, так как сток завершил снос земляного вала, уже подрезанного весенней оттепелью, и мокрая стена грязных валунов перекрыла лучшую тропу. Лошади были по колено в воде, двигаясь по единственному другому маршруту к главной дороге, и к тому времени, когда они добрались до нее, все были насквозь перепачканы и несчастны.

По крайней мере, Южная дорога обеспечивала надежную опору, и дождь подпрыгивал на ее твердой поверхности и почти весело стекал по широким желобам. Однако это была единственная радостная вещь в то утро. Потоки воды попадали Кенходэну в глаза, а по гриве Глэмхэндро стекал дождь. Большой конь время от времени фыркал водой из ноздрей, разделяя страдания своего всадника. Не было ни молнии, ни грома - только ровный, хлещущий дождь, льющий со всей слепой настойчивостью природы. У одного ветра была цель, и она заключалась в том, чтобы за минимальное время в глаза путешественников попало максимальное количество дождя.

Дождь и ветер подгоняли их, пока лошади устало шли на протяжении нескольких лиг. Даже скакуны опустили головы и, казалось, ссутулили плечи, продвигаясь навстречу ветру, а с всадников капало и они дрожали, изобретая новые проклятия, когда вода пробиралась сквозь пончо и куртки. Кенходэн наблюдал за своими промокшими спутниками и проливным дождем и говорил себе, что каждый утомительный час приближает конец путешествия на час ближе, и поэтому их страдания стоили того.

Он повторял себе это неоднократно; но вообще никогда в это не верил.

* * *

Умаро присел под растянутым плащом Эшвана и осторожно открыл промасленный кожаный тубус. Этот тубус до сих пор защищал свое содержимое, и он не собирался сейчас подставлять его под дождь.

Он разгладил пергамент и вгляделся в него. Это был шифр Черниона, все верно, и он нахмурился, переключая мысленные передачи, чтобы расшифровать сообщение. К тому времени, как он закончил, на его лице появилась горечь, и он с отвращением сжал длинную записку в кулаке.

- Фробус!

- Приказы? - спросил Эшван.

- Среди прочего, - прорычал Умаро. Он жестом велел Эшвану забрать свой плащ и угрюмо посмотрел, как промокший убийца с трудом втискивается обратно в его развевающиеся на ветру складки, каким-то образом умудряясь сохранять потрепанную элегантность.

- Что еще? - спросил Эшван.

- Уверен, тебе будет приятно узнать, что Чернион одобряет действия своего агента в "Единороге". Ты можешь в это поверить?

- Да. Я сказал тебе, что, по моему мнению, произошло.