Меч Юга

Недоверие Лианы было преодолено тем, что Венсит принял незнакомца, и теперь она сидела за столом напротив Кенходэна, рядом с Венситом, положив голову на плечо волшебника, потягивая чай и пытаясь помочь Кенходэну примириться с его искалеченной памятью. Она не могла быть на много лет старше его самого, и все же она подошла к разгадке его амнезии со спокойствием, далеко не свойственным ее годам. Ее живое чувство юмора никогда не было далеко от поверхности, но ее словесные выпады предназначались Венситу, а не Кенходэну, и в ней было что-то почти... материнское. Это было неподходящее слово, но оно подходило ближе, чем любое другое, которое он мог придумать, потому что за ее состраданием стояла мудрость, которая казалась странно неуместной в ком-то, кому не могло быть больше тридцати - максимум тридцати пяти. Однако, каким бы ни было "правильное" слово, он определенно не собирался жаловаться. Он нашел ее тихое сочувствие и принятие, теперь, когда Венсит поручился за него, успокоив незаживающую рану в его сознании, и маленькая группа погрузилась в теплый уют людей, которые слышат, как бушует непогода за уютной крышей.

И затем Базел ворвался в тишину, как веселый удар грома, его глубокий голос отдавался эхом, пока Гвинна не проснулась достаточно, чтобы попроситься на колени своего отца, в то время как Лиана шикнула на них обоих. Базел поднял свою дочь с ее насеста на скамейке, и глубокое мурлыканье Бланшраха заурчало, когда его голова нежно коснулась колена градани. Гвинна обвила руками толстую шею отца, когда он перекинул могучую ногу через скамейку Венсита и крепко прижал ее к себе. Лиана налила ему чай, и их взгляды тепло встретились.

- И не случилось ли так, что ты взяла и разгадала нашу тайну, любимая? - спросил Базел, сердечно обнимая ее и еще раз целуя волосы дочери.

- По крупицам, - безмятежно ответила Лиана. - По крайней мере, у нашего гостя есть имя, и они с Венситом достигли взаимопонимания.

- Настолько, насколько мы можем за одну ночь, - вставил Венсит, медленно поворачивая голову, чтобы размять затекшие мышцы.

- И кто мог бы просить большего? Однако, клянусь Мечом, этого достаточно, чтобы заставить мужчину занервничать, услышав, как Венсит из Рума признает ограничение!

- Я никогда не претендовал на всемогущество, - мягко сказал Венсит.

- Просто сыграл свою роль! - фыркнул градани. - Я не жалуюсь, заметь. За эти годы ты вытащил меня с моей шкурой в целости и сохранности - более или менее - не из одной передряги.

- Но это такая большая шкура, - задумчиво сказал Венсит. - Конечно, ты же не так часто жалеешь о ее маленьком кусочке?

- По-моему, Томанак никогда не обещал, что мне не придется время от времени проливать кровь, - весело ответил Базел. - Буду рад замарать любого врага своей кровью, если так случится, что он сможет ее добыть.

- Рискованное дело, - пробормотал Венсит. - Но хватит любезностей. Базел, это Кенходэн, еще один слуга Бога Меча. Кенходэн, я понимаю, что это может показаться маловероятным, но этот комок мускулов одновременно является защитником Томанака и мастером меча Белхэйданского отделения Ордена Томанака. У него было слишком мало ума, чтобы выбрать надежного бога, так что не спрашивай его совета ни о чем важном. Но если тебе нужен совет по поводу пролития крови, лучшего советника не найти.

Предупреждение Венсита о природе этого своеобразного домашнего хозяйства сослужило Кенходэну хорошую службу. Как и тот факт, что он уже столкнулся с достаточным количеством невозможностей, чтобы его предубеждения приобрели определенную эластичность после выпитого пунша. Ничего из этого не было достаточно, чтобы удержать его глаза от расширения в эхо его изумления. Деве войны сотойи, возможно, не было никакого дела в империи Топора, особенно если она была замужем за градани, но это была просто безделушка по сравнению с понятием градани-защитника Томанака! Любого Бога Света, если честно, но Томанака?

И все же, встретив острый, оценивающий взгляд градани, обращенный на него, он обнаружил, что у него даже не возникло искушения усомниться в веселом представлении Венсита. Эти карие глаза были остры, как кинжалы, они смотрели из-за фасада безудержного смеха и маски трактирщика, которую Базел по какой-то причине решил надеть, и в них не было ничего от варварского разбойника, который был стереотипом градани среди других человеческих рас. В них были интеллект, юмор, уверенность и ум, такой же острый и прямой, как собственный меч Томанака. Эти глаза были самым далеким, что только можно вообразить, от варварских, и все же глубоко в них, за юмором и частью сострадания, таилось нечто более неумолимое, чем сталь, и беспощадное, как булава Бога войны. Что-то, что подсказало ему, что, какой бы нелепой ни была сама идея, Базел Кровавая Рука действительно был защитником Томанака.