Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Среди четырех братьев, остававшихся в живых к середине 1230-х годов (трое других, Филипп, Жан и Филипп Дагоберт, умерли от болезней в 1232–1234 годах), Людовик, судя по всему, играл роль primus inter pares[42]. Он был королем, но был и братом, а поскольку все они рано лишились отца, то, видимо, он как старший считал своим долгом брать на себя роль воспитателя. Об одном из характерных эпизодов рассказывает автор агиографического жизнеописания Людовика Святого — Гийом де Сен-Патю. Дело происходит не ранее 1234 года (поскольку остальные братья, кроме Роберта, Альфонса и Карла, не упоминаются — видимо, они к тому времени уже умерли) на строительстве Ройомонского монастыря под Парижем: «И когда монахи вышли, по обычаю цистерцианского ордена, после третьего канонического часа на работу и стали носить камни и раствор туда, где воздвигалась стена, то блаженный король взял носилки, груженные камнями, и понес их; он шел впереди, а один монах нес их сзади; так святой король поступал в то время еще не раз»^{62}. Остальных трех братьев (Карл в это время еще мал, ему семь или восемь лет) тоже привлекли к работе. Но они отлынивали: «Когда его братьям хотелось поболтать, покричать или поиграть, святой король говорил им: “Монахи здесь не шумят, и нам нельзя шуметь”. А когда братья святого короля слишком нагрузили носилки и хотели на полпути передохнуть, он сказал им: “Монахи не отдыхают, и вам не следует отдыхать”. Так святой король воспитывал своих близких в духе благочестия»^{63}.

Безусловно, Гийом де Сен-Патю создает образ идеального монарха и идеального христианина. Но описанный им эпизод вполне укладывается как в рамки характера Людовика IX, так и в представления о том, каким могло быть воспитание сыновей Бланки Кастильской — исходя из их последующих поступков и образа жизни. Все трое младших братьев короля выросли людьми благочестивыми, при этом не чуждыми ни гордости, ни честолюбия, ни упорства, которые дополнялись, однако, стремлением к справедливости. Так, Карл, уже будучи королем, «настаивал на тщательном установлении фактов перед принятием любых юридических решений, рассматривал жалобы — даже поданные на его родных и ближайших сотрудников, и старался соблюдать закон даже по отношению к своим врагам»^{64}. (Иное дело, что интерпретация закона могла иногда вызывать обоснованные сомнения, как мы увидим, в частности, в деле Конрадина и Фридриха Баденского.) Братья обладали разными характерами и темпераментом: Роберт и Карл, судя по всему, были живыми, непослушными и несколько безрассудными, Альфонс — более спокойным, методичным и рассудительным. Возможно, поэтому именно с ним Карла всю жизнь связывали наиболее близкие отношения — братья дополняли друг друга. Но, как бы то ни было, король Франции и трое его братьев совершенно явственно несли на себе отпечаток общего воспитания и заложенных этим воспитанием принципов — случай не столь уж частый в королевских фамилиях, где между старшими и младшими членами семьи нередко зияла глубокая пропасть.

Дела брачные, дела политические

В 1237 году юный Карл впервые упоминается в документах придворной канцелярии — в этот момент он находится при дворе своего брата Роберта д'Артуа. Через четыре года он пребывает у другого брата, Альфонса. И Роберт, и Альфонс к тому времени уже взрослые люди (одному около 25, другому 20 лет), рыцари и знатные сеньоры, вступившие во владение обширными землями, завещанными каждому из них отцом. Карл же пока безземельный и еще не посвящен в рыцари. Можно предположить, что именно в эти годы в нем зарождается то огромное честолюбие, в котором он заметно превзошел всех своих братьев, не исключая и короля Людовика, размышлявшего скорее в категориях религиозного долга, нежели светских амбиций. Никогда Карл не чувствовал себя настолько младшим и настолько зависимым от воли братьев, как в эти годы взросления.

Точно не известно, когда именно Людовик IX решил, фактически в обход завещания отца, что самый младший из его братьев останется мирянином, а не начнет карьеру прелата. Возможно, решающую роль здесь сыграла смерть трех малолетних братьев короля, о которой упоминалось выше. У Людовика теперь оставалось лишь три брата, и, исходя из династических соображений, не следовало обрекать никого из них на обязательный для церковников целибат, лишая тем самым возможности продолжить род Капетингов. Напротив, всех принцев было необходимо женить, и как можно более выгодно. Очень скоро французский король и его мать проявили себя как настоящие виртуозы матримониальной политики. В 1237 году женились графы Роберт и Альфонс. Первый взял в супруги Матильду, дочь Генриха II, графа Брабантского, укрепив тем самым позиции Капетингов на северных рубежах их владений. По материнской линии Матильда была потомком императоров, причем как западных, так и восточных[43], что добавляло этому браку престижа.