Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Это звучит почти анекдотично, но младший сын покойного короля, вступивший на престол под именем Вильгельма II, вошел в историю под прямо противоположным прозвищем — «Добрый». И эта оценка монарха и его правления была столь же далекой от реализма, как и в случае с его отцом. Вильгельму II в гораздо большей мере подошло бы прозвище «Ленивый» — он не любил вникать в государственные дела, за исключением некоторых вопросов внешней политики. Однако по характеру, судя по всему, он был куда более приятным и покладистым человеком, чем Вильгельм I, что и принесло ему любовь окружающих. Но главное — при Вильгельме II ситуация на юге Италии стала спокойнее, торговля и ремесла вступили в новую фазу подъема, а между правомочиями короны и интересами вассалов был достигнут хрупкий баланс. Вильгельм II был таким же жизнелюбом, как и его отец, но правил в более спокойные времена, а потому его эпоха вошла в сицилийскую историю как «золотой век» или «прекрасные времена короля Вильгельма Доброго». Вопрос о роли личности в истории вечен и, видимо, неразрешим, и оба сицилийских Вильгельма служат тому иллюстрацией: если «Злого» часто упрекают в том, что слабость его характера обернулась смутой, то слабость характера «Доброго», напротив, обеспечила Сицилии несколько десятилетий мира и процветания.

В начале правления Вильгельма II произошел эпизод, на котором стоит остановиться отдельно, поскольку он перекликается с событиями, которые произошли спустя более чем столетие и привели к потере Сицилии Карлом Анжуйским. После смерти Вильгельма I регентшей при малолетнем Вильгельме II стала королева-вдова Маргарита Наваррская. Не обладая большими политическими талантами, королева искала советника, на которого могла бы опереться. При этом она доверяла главным образом своим французским родичам. По совету архиепископа Руанского, приходившегося Маргарите кузеном, на Сицилию по пути в Святую землю направился их общий родственник — молодой Стефан, младший сын Ротру II, графа дю Перша. В сентябре 1166 года он прибыл в Палермо и настолько понравился Маргарите, что в течение нескольких месяцев стал не только канцлером королевства, но и архиепископом Палермским — не имея до этого духовного сана! Как утверждает Джон Норвич, «Стефан выказал себя человеком способным и энергичным; что не менее важно — он оказался неподкупен. Маргарита была им очарована»^{180}. Своей стремительной карьерой Стефан оказался обязан исключительно благосклонности Маргариты. Насколько далеко зашла эта благосклонность, спекулировать не будем, но в принципе Стефан, несмотря на молодость (ему было чуть за 20), видимо, и в самом деле был толков. Во всяком случае, он один из немногих, о ком со сдержанной похвалой отзывается Гуго Фальканд — хронист, отличавшийся большим скепсисом в оценках своих персонажей^{181}.

Со Стефаном приехало несколько десятков французских рыцарей, и вскоре они заняли важнейшие посты при сицилийском дворе. Это пришлось не по нраву местным вельможам. Основания для недовольства появились и у остального населения: «…Противники канцлера разжигали ксенофобию сицилийцев, вызванную тем, что французские господа якобы пытались в нарушение местных обычаев ввести систему налогов и повинностей, существовавшую во Франции… На Сицилии эти повинности[94] были неизвестны и не приветствовались. Сколь бы «нормандским» ни был правящий класс, он встретил в штыки «французское» влияние»^{182}. С другой стороны, Стефан дю Перш настроил против себя многих влиятельных лиц тем, что попытался провести реформы, направленные против самоуправства местных чиновников и некоторых баронов. В результате недолгое правление Стефана оказалось полно заговоров и интриг, направленных против канцлера. В пб8 году они вылились в восстание, которое началось в Мессине и вскоре охватило другие города. Стефан был вынужден бежать, вернее, продолжить свое паломничество в Святую землю, которое на два года прервала сицилийская эпопея. Вскоре он умер в Иерусалиме от болезни. Многим его французским сподвижникам повезло еще меньше — так, хроники графства Перш, откуда был родом Стефан, упоминают о некоем Роберте де Беллеме, который «окончил свои дни в 1168 году, отравленный ядом в Салерно судьей этого города, подкупленным врагами Стефана-Ротру, канцлера короля Вильгельма»^{183}.