Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Карл I выиграл битву, которую было почти проиграл. Вечером того же дня он надиктовал секретарю послание, без промедления отосланное папе Клименту. В нем король сообщает о своем триумфе и, представляя себя борцом за правое дело святой церкви, призывает оную «возрадоваться», ибо «в конце концов, кажется, Всемогущий Бог положил конец ее бедствиям». Впечатление, которое произвел на победителя масштаб битвы, было таково, что он называет поражение Манфреда при Беневенто «ничтожным в сравнении с тем разгромом, который постиг врагов церкви ныне»^{230}. В этом письме папе — весь Карл: набожность и вполне искренняя благодарность Всевышнему за новую победу перемежаются с нескрываемой гордостью и даже хвастовством. Впрочем, Карлу было чем гордиться: он прекрасно понимал, что хотя и его войско понесло тяжелые потери, но гибеллины разгромлены и вряд ли в скором времени смогут вновь выставить против него армию, которая представляла бы серьезную угрозу. Теперь короля интересовали две вещи: во-первых, где находится Конрадин и его ближайшие сподвижники, а во-вторых, как идут дела на Сицилии, где под контролем королевского наместника оставалась уже только Мессина и несколько прилегающих к ней районов.

Тем временем Конрадин, собрав несколько сот конных воинов, оставшихся от его войска, отступил на север. В конце августа он явился в Рим, но обстановка там изменилась не в его пользу. Обнаружив, что большую часть укрепленных пунктов в городе контролируют сторонники враждебных ему патрицианских семейств Савелли и Орсини, он был вынужден 31 августа тайно покинуть Рим. Политическое непостоянство, которым отличалась тогдашняя Италия, в первые месяцы 1268 года играло на руку Гогенштауфену, но после разгрома при Тальякоццо обернулось против него. Тем временем j сентября попал в плен Генрих Кастильский, который успел в последний момент бежать из гущи боя и несколько дней плутал по лесам и дорогам Центральной Италии. Днем позже Конрадин с небольшой свитой, найдя какое-то суденышко, решил переправиться на нем на Сицилию: там был шанс, встав во главе повстанцев, превратить остров в гибеллинскую базу, откуда можно было впоследствии начать новое наступление против Карла.

Но как только Гогенштауфен и его приближенные отплыли от итальянского берега, в погоню за ними пустилось более крупное и быстроходное судно, направленное Джованни Франджипани — видным римским вельможей, которому принадлежали окрестные земли. «Карл вел себя по отношению к роду Франджипани нейтрально, — отмечает биограф Конрадина Карл Хампе. — Но его победа превратила тех, кто стоял в стороне от конфликта, в его сторонников. Вероятно, Карл поручил Джованни Франджипани охранять побережье… Тот преследовал [любых] беглецов и брал их под стражу. В предатели его записали[112] безосновательно»^{231}. Конрадин, Фридрих Баденский и сопровождавшие их лица были задержаны и 12 сентября переданы представителям короля Карла. Трагическая гибеллинская авантюра вступила в последнюю фазу.

После Тальякоццо Карл повел себя совершенно иначе, чем после Беневенто. Очевидно, он разочаровался в действенности курса на примирение, избранного им после гибели Манфреда: «Милосердие… не достигло цели. Он не собирался более проявлять слабость»^{232}. Один из командующих гибеллинским войском при Тальякоццо, Гальвано Ланча, дядя покойного Манфреда, и его сын (по другим сведениям, двое сыновей) почувствовали на себе силу королевского гнева немедленно: они были казнены уже в начале сентября, равно как и «великое множество других предателей из Апулии»^{233}. Конрадина, Фридриха Баденского, Генриха Кастильского и еще нескольких пленников пока доставили в Неаполь и поместили под стражу в замке Кастель-дель-Ово, на берегу залива. Там они находились до 29 октября 1268 года, ставшего последним днем их жизни.

Судебное совещание, спешно созванное по распоряжению Карла и составленное из ведущих правоведов тогдашнего Неаполя, приговорило к смерти всех обвиняемых. Пощажен был лишь приходившийся королю родственником Генрих Кастильский (долгие годы он проведет в тюрьме). Однозначных документальных свидетельств того, что казнь Конрадина была инспирирована или прямо поддержана папой, нет, хотя известно, что переговоры между Карлом и Климентом осенью 1268 года велись, и вряд ли эта важнейшая тема на них не затрагивалась[113]. Во всяком случае, понтифик не возражал против смерти Конрадина, хотя его наверняка пугал дальнейший рост политической мощи Карла, который теперь становился неизбежным. Впрочем, этого Климент IV уже не увидел — старый и больной, он скончался ровно через месяц после того, как скатилась с плеч голова последнего Гогенштауфена.