Меч-кладенец

А сам садился есть всегда отдельно, кидая Велу большие куски мяса. С другими воинами рядом сидеть не хотел. Словно не люди это, а собаки приблудные.

Простому, очень понятному языку венов ни Фабан, ни другие воины учиться не захотели. Пришлось Велу запоминать их трудные слова. Многое он уже стал понимать. Научился ездить на безрогом лосе — на коне. Сначала зад стер до крови. Фабан, держась за живот, хохотал над ним. Потом Вел привык, понял, как надо на спину коня залезать, чтобы привязанная ремнями мягкая шкура под брюхо коню не сползла. Многому научился. Даже к безлесной равнине привык.

Ехали они к морю, за солью. Так Фабан Велу сказал. В их племени соль тоже кончилась. Надо за ней ехать к морю соленому. Море — это много-много воды. Больше, чем в озере. И вода в нем соленая, так много соли в местах тех! Конные люди везли к морю тюки Вела с мехами и свои товары. Там продавать, обменивать будут. Об этом тоже Фабан сказал. И другие воины головами кивали:

— Море! Город! Много соли. Много людей. Много товаров.

Как же туда не поехать? Может, потом Фабан поможет найти дорогу на родину? Да и сам Вел дорогу найдет. Они все время на полдень едут. Значит, чтобы домой попасть, на полночь надо идти. Далеко! Но не возвращаться же теперь, когда соль совсем близко.

Ехали быстро. Часто меняли коней. Пока на одном воин сидит, другой конь бежит рядом, отдыхает. Костров по ночам не жгли, мясо сырым ели, заедая вкусными лепешками. Воду, когда рек долго не было, пили из кожаных мешков. Если мясо кончалось, охоту устраивали: разъедутся по равнине воины, широкий загон устроят, разных зверей нагоняют на спрятавшихся охотников. А те их из луков или копьями метательными бьют. За одну такую охоту много добывают козлов длиннорогих, диких коней и быков.

Одно не понравилось Велу: толстый Фабан на каждой стоянке ложился на подстилку из шкур и ничего не хотел делать. Только приказывал: «Почисти коня!», «Приготовь еду!». А сам какой-то напиток красный из кожаного мешка сосет да мясо ест. Каждый раз столько съедал, что на трех воинов бы хватило. Мяса не жалко, пускай ест. А вот с работой несправедливо получалось. Работать надо всем. А предводителю больше всех. Потому он и старшим выбран, что сильнее и опытнее других. Плохо, если предводитель ничего сам не делает, а других заставляет. Да еще кричит на своих воинов. Вел знает: молчат они, угождают Фабану, в честь его хвалебные песни поют, а придет трудное время — кто из них на вражеские копья, чтобы его защитить, бросится? Никто. Отвернутся они от своего предводителя. Сейчас хвалят, а потом смеяться над ним будут. И правильно. Потому что забыл Фабан главный закон жизни: каждый должен работать. Не понимает этого толстый Фабан. А объяснить ему Вел не умеет.

В остальном же Фабан хороший человек. Лучше других конных людей. Если бы не он, не ехал бы сейчас Вел на коне по этой травянистой равнине. Убили бы его конные люди во время похорон человека со шрамом. Зарезали бы так же, как тех женщин и юношей. Никогда не забыть Велу, как это было. Никогда бы не поверил, что так может быть.

…Два дня охотились тогда конные люди в степи. Два дня варили темный хмельной напиток в котлах. В полдень третьего дня вынесли из жилища тело убитого, с воплями понесли его к вырытой яме. Опустили в нее украшенный лучшим оружием, одетый в самые лучшие одежды труп человека со шрамом. Привели самого лучшего коня. Убив, положили его рядом с хозяином. Потом подвели двух юношей. Один молчал, опустив голову. Другой закричал вдруг, словно от сна очнулся, рваться из рук стал. Высокий воин стукнул его сзади чем-то тяжелым. Юноша упал. Женский голос взвился в толпе. И замер, словно кто-то зажал рот рукой. Воины, что стояли вокруг ямы, посыпали себе головы землей, женщины рвали волосы, в кровь царапали лица. Заглушая крики людей, глухо и страшно разносились удары в натянутую на обруч кожу. А к открытой могиле одну за другой подвели трех женщин. Степной ветер трепал их черные одежды.

Вел отвернулся тогда, не стал смотреть. Только по новым, все более жутким крикам понимал, когда убивали первую, вторую, третью… Но вот крики переменились. Уже не горе и боль, а злоба и ненависть слышались в них. Вел поднял голову. Толпа медленно подвигалась к нему. И тут впереди Вела встал толстый Фабан. Его воины, выставив перед собой копья, загородили Фабана и Вела. Поверх их голов Вел видел, как толпа остановилась. Ярость ее стала стихать. Фабан сказал что-то, и воины бегом пронесли мимо них туда, к толпе, на толстых жердях две туши целиком зажаренных быков.