Меч князя Вячки

Юноша-оруженосец придержал стремя, когда комтур соскочил с коня, взял у него копье и щит. Генрих и Алебранд, оставив обоз и всю свою охрану, пошли вслед за комтуром. «Тесно живут рыцари, – думал по дороге Генрих. – Не замок, а гнездо – сокола или коршуна».

Они видели, как учатся меченосцы рукопашному бою – разделившись на десятки, рыцари, вооруженные мечами и копьями, атаковали друг друга. Звон мечей, крики сливались с ржанием лошадей и отрывистыми командами седого рыцаря в черном плаще, стоявшего на специально построенном помосте и оттуда внимательно следившего за действиями воинов. Правда, на наконечники копий, как заметил Генрих, были надеты небольшие деревянные шары.

По лабиринту улочек, а потом по темному извилистому коридору главной цитадели замка комтур привел их наконец в просторный, с высоким потолком зал, где ярко горело множество свечей. На стене, напротив входа, висели большой меч и большое копье – символы верховной власти великого магистра, или, как его называли, гроссмейстера Ордена Меченосцев.

Высокий белолицый мужчина с расцарапанной копьем щекой маленькими щипцами осторожно снимал нагар с фитиля свечи. Казалось, он хочет сорвать красный трепещущий цветок. Услышав шаги за своей спиной, он резко оглянулся, крепко сжал щипцы, даже косточки пальцев побелели. Это был гроссмейстер Венна, которого на эту должность пожизненно избрали рыцари ордена, а папа Иннокентий III утвердил их выбор.

– Люди епископа Альберта, – сказал гроссмейстеру, глянув на Генриха и Алебранда, комтур. Между собой меченосцы привыкли разговаривать лаконично.

– Ваш епископ – глупый жирный каплун! Собака! – сразу же закричал гроссмейстер Венна. Он швырнул щипцы, и они, ударившись о стену, зазвенели. Комтур нагнулся, поднял щипцы, сдул с них сажу.

– Он завел торг с орденом из-за трети Ливонии! – кричал Венна. – Из нашей крови он хочет печь пироги! Рыцарская кровь – не вода! Не вода! Я заключу союз с датским королем Вальдемаром и возьму все, что завоюет мой меч!

Гроссмейстер в один прыжок оказался у стены, сорвал с нее меч. Глаза у него блестели, и Генриху на миг показалось, что наступил конец, что сейчас Венна порубит его и Алебранда на куски, как капусту.

Но приступ гнева очень скоро прошел. Гроссмейстер аккуратно повесил меч на стену, спокойно взглянул на гостей, сказал:

– Мы – корни одного дерева. Приглашаю гостей поужинать с братьями-рыцарями.

Трапезная меченосцев размещалась как раз под комнатой, в которой жил гроссмейстер. Венна с комтуром, Генрих и Алебранд спустились по винтовой лестнице в полумрак трапезной. Как огненная пасть дракона, краснел, трещал в углу трапезной камин, в котором сгорали огромные смолистые бревна. Порой оттуда выскакивали яркие угольки, с писком крутились по каменному полу.

Меченосцев было человек пятьдесят. Капеллан прочитал молитву, все стоя выслушали ее, потом сели, каждый на свое навечно закрепленное за ним место. По правую руку от гроссмейстера сел рыцарь, который особенно отличился в последнем бою. Каждый меченосец взял свой золоченый кубок, на котором было написано:

«Восславим бога». Паж-виночерпий серебряным ковшом налил всем вина из дубового бочонка.

Только один человек в трапезной не пил, не имел сегодня права пить. В черном плаще – а все меченосцы были в белых плащах – он сидел на охапке соломы на полу и черпал из деревянной миски деревянной ложкой гороховую кашу. Горох не лез ему в горло – он сидел печальный, растоптанный всеобщим презрением, с набитым едой ртом.

– Кто это? – тихо спросил у комтура Генрих.

– Рыцарь Викберт. Во время боя с эстами он испугался, покинул боевой строй, – объяснил комтур. – Трусость карается в нашем ордене очень строго. Тот, кто во время боя показал себя зайцем, должен после боя, в трапезной, почувствовать себя червяком.

Генрих внимательно взглянул на Викберта. Ни за что в жизни не хотел бы он оказаться на его месте, ибо стыд, сжигающий душу, особенно страшен, просто невыносим, если ты страдаешь от него на глазах у своих друзей. Плечи у Викберта были опущены, руки, державшие ложку и миску, дрожали. Но не только укоры судьбы увидел во взгляде и всей фигуре несчастного рыцаря Генрих. В какой-то момент Викберт поднял голову и глазами, полными ненависти, кажется, насквозь просверлил гроссмейстера Венна. Такой взгляд может разрушить даже крепостную стену, но Венна, опьяневший от вина и горячего мяса, поднялся с кубком над рыцарским столом и сказал зычным голосом:

– Издревле повелось у нас, латинян: народ должен работать, рыцари воевать, а духовенство молиться. Выпьем, братья-рыцари, за наших гостей, божьих слуг Генриха и Алебранда. Мы своим мечом вырубаем, корчуем дикий лес язычества, а они идут за нами и со святой молитвой на устах засевают отвоеванные у тьмы просторы Христовым зерном.

Рыцари как один выпили, только Викберт, сидевший на полу, у ног своих товарищей, еще глубже втянул голову в плечи.

После ужина комтур решил показать гостям цитадель. Старый Алебранд, до отвала набив живот жареным мясом, отказался и вскоре уже храпел в рыцарской казарме. Пошел один Генрих.