Меч Константина

Опять взяли гитару, Варяг начал тихо перебирать струны. И тут всех удивила Леди Би. Нет, не удивила. Сразила наповал. Сначала она исчезла, затем явилась в кают-компании плывущей царевной-лебедью. В белом длинном, с красными цветами, платье, с пушистыми распущенными волосами. Она шла, и вместе с ней плыла невидимая волна чего-то необыкновенного. Это моментально все почувствовали. Сразу стало ясно, что никакая это не «американка» Леди Би, не говоря уже о Лоре Крафт, а настоящая русская красавица Василиса.

— Жар-птица! — восторженно выдохнул Папаша и стал шарить рукой в поисках фотокамеры, с которой не расставался даже в постели.

И все тут же согласились, что Василиса — Жар-птица, и никто более. Зоркий Папашин глаз выхватил самое главное.

Несколько человек, наэлектризованные Василисиной волной, поднялись ей навстречу. Она молча улыбалась, никому не давая руки. Взяла у Варяга гитару и опустилась на диван. Все ждали какого-нибудь чувствительного романса, но струны зазвучали неожиданно резко и страстно. Василиса запела сильным голосом, полным совсем не тех чувств, на которые все настроились. Она пела о ненависти!

Злорешило порядок в стране навести.
Рукояти мечей холодеют в руке,
И отчаянье бьется, как птица, в виске,
И заходится сердце от ненависти!
Ненависть — юным уродует лица,
Ненависть — просится из берегов,
Ненависть — жаждет и хочет напиться
Черною кровью врагов!

Леха смотрел на нее ошеломленно, растерянно, восхищенно. Весь отряд в этот миг был влюблен в Василису, Всем было понятно, что в Жар-птицу она превратилась в этот вечер не для одного только Лехи, а для каждого из нас И пела для всех вместе и для каждого в отдельности. Василиса пела о борьбе.

Испытай, завладев
Еще теплым мечом
И доспехи надев, —
Что почем, что почем!
Разберись, кто ты — трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг

И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили — его, не тебя, —

Ты поймешь, что узнал,

Отличил, отыскал
По оскалу забрал —
Это смерти оскал! —
Ложь и зло, — погляди,
Как их лица грубы,
И всегда позади —
Воронье и гробы?

Песня смолкла. Смущенно улыбнувшись, Василиса передала гитару командиру. Глаза просили о чем-то. И будто в уступку первым ожиданиям всех присутствующих, командир взял аккорды песни о двух лебедях, запел взволнованно, вдохновенно.

Она жила под солнцем — там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета.

Ты воспари — крыла раскинь — В густую трепетную синь, Скользи по Божьим склонам, — В такую высь, куда и впредь Возможно будет долететь Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг — И счастлив миг единый…

И хоть конец был грустный, всем стало ясно: Леха и Василиса отныне повенчаны песней и никуда им друг от друга не деться. Ясно всем, кроме них самих. В этот вечер они для всех остались «на высшем небе счастья», хотя ни разу не обменялись ни взглядом, ни словом.

— Как же, братцы, хочется, — возмечтал Монах, глядя на Жар-птицу, — чтоб вся земля родимая вот так же скинула с себя маску холодной иностранщины…

— Командир, между нами вчера осталась недоговоренность, — напомнил настырный Фашист. — О каких сумасшедших фактах ты говорил?

И на этот раз Святополк не стал сопротивляться обществу.

— Полгода назад я встретился со своим старым знакомым, — начал он. — Он работал программистом в одном аналитическом центре. Мы разговорились, и он рассказал то, о чем, видимо, не имел права рассказывать— Наверное, сыграл роль фактор случайности. Случайно встретились, случайно разошлись. В общем, его отдел получил заказ обсчитать на компьютере реальность с вычтенными цивилизационными смыслами, кроме одного. Проще говоря, что будет с миром, если из него убрать вообще весь ислам, все православие, весь коммунизм, в том числе китайский, все так называемые недемократические режимы. Короче, все, что не стоит на рельсах «Единственного пути».

— Заказец с оккупантским душком, — хмыкнул Фашист.

— Ну, они хотя бы задались хорошим вопросом — что будет? — сказал Йован. —Раньше такой предусмотрительности не замечалось за ними.

— Так что, обсчитали эти ребята? — спросил Монах.