Меч Константина

– Производит раскопки с помощью выделенных ему людей. Никому не позволяет взглянуть на них. Он привел с собой целую роту солдат, которые днем и ночью охраняют территорию.

Отто фон Фенн прижал палец к левому виску:

– Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним, Герман. Я хочу точно знать, что этот сукин сын делает.

– Можешь не волноваться, Отто, – пожал плечами Рихтер.

– Почему же?

– Потому что я и так занимаюсь этим.

Отто фон Фенн улыбнулся. Рихтер и в самом деле прекрасный офицер. Такие, как он, прекрасно знают, когда и как действовать самостоятельно, без приказа, главное, чтобы твои действия принесли пользу.

– И каковы результаты?

– Канн что-то пронюхал. И потому очень спешит. Не знаю, в курсе ли ты, но он не ночует в казарме с прочими офицерами, зато нанял дом на холме Калач. И выделил себе охрану из четырех или пяти солдат.

– Сам? Без моего ведома?

– Ты ведь знаешь, что Берлин предоставил ему полную самостоятельность. Кроме того, эти солдаты – из бригады Ваффен-СС[26], которая базируется в Заечаре, так что он имеет на то право. И еще кое-что…

Рихтер на мгновение остановился, вытащил из кармана белоснежный платок и протер очки. Потом поднял голову и посмотрел начальнику в глаза:

– Люди избегают его.

– Извини за цинизм, Герман, но я не вижу в этом ничего удивительного. Он настоящий психопат.

– И не только поэтому. Солдаты, охраняющие дом, в котором он поселился, говорят… что в его комнате по ночам раздаются необычные звуки и что оттуда проникает какой-то странный свет. Мне кажется… Может, это и случайное совпадение, но убийства начались после его приезда.

Фон Фенн посмотрел на Рихтера с нескрываемым удивлением:

– Думаешь, тут есть какая-то связь?

– Не знаю… Может, не впрямую, но…

– Попробуй объяснить мне это, Герман.

– Я думаю, что он каким-то образом спровоцировал их.

Фон Фенн взмахнул рукой:

– Да нет, прошу тебя! Смотри на вещи рационально! Неужели это…

– Скажи мне, Отто. – Голос Рихтера звучал холодно и уверенно. – Что рационального ты видишь в событие последних месяцев?

– Просто вся эта война – огромное безумие.

– Но может ли этот путь привести нас к созданию чистокровного арийского человека? Которому предстоит унаследовать эту землю?

Фельдкомендант отрицательно качнул головой и цинично улыбнулся:

– Тебе нравится эта библейская аллегория… Унаследовать землю? Какую землю? Балканы? Оглянись! Ты видел их лица? Ты видел, как они едят, пьют, молятся Богу? Мы – временные люди в дикой стране, которую не понимаем. Они ведут гражданскую войну, не обращая на нас вниманиях. Мы оккупировали их страну, а они уничтожают друг друга по идеологическим причинам. Небывалый в истории случай! Но когда мы уйдем отсюда, они даже не вспомнят, что сражались друг с другом. Они запомнят концлагерь в районе «Красный Крест», бомбардировки, расстрелы на Бубне, но забудут, что вытворяли друг с другом. Для них это вовсе не важно.

Капитан Рихтер взял в руки папку и вынул из нее дне фотографии:

– Посмотри.

Фон Фенн взял одну из них. На ней человек в длинной офицерской шинели держал в высоко поднятой руке кикой-то плохо различимый предмет.

– Что это?

– Снимок сделан в прошлом году в Прокупле. Младший Печанац демонстрирует отрубленную голову партизана.

– Боже… – пробормотал фон Фенн и принялся рассматривать второй снимок.

Худой и голый человек сидел на металлическом стуле, запрокинув голову. Его тело было покрыто огнестрельными ранами и изрезано ножом; на горле, там, где должен был быть кадык, зияла ужасная рана. Странно, но лицо человека не было искажено болью, под остекленевшими глинами и сломанным носом отчетливо была видна улыбки на омертвевших губах.

– А это?..

– Дело рук Канна. Знаменитый Дрецун, спекулянт из Лесковаца, торговал антиквариатом. У него было нечто крайне необходимое Канну.

– А почему он улыбается?

– Учитывая то, что с ним сотворили, смерть для него стала настоящим счастьем.

С отвращением отодвинув фотографии, фон Фенн налил себе и Рихтеру ракии.

– Зачем ты мне все это показываешь?

– Потому что порой между нами и ними нет никакой, разницы. Потому что иной раз зло… – он ткнул пальцем в снимок, – порождает новое злодеяние.

7

Крсман никак не мог разобраться в маленьких семейных ритуалах Данки, которые она принесла в дом вместе с богатым приданым. Эти бессмысленные встречи, когда женщины обмениваются лживыми любезностями и фальшивыми улыбками, эти слова, полные презрения и лицемерия, Произнесенные высокими голосами, мимолетные поцелуйчики в щечку… Неужели они нуждаются в этих неискренних ритуалах, в этих мещанских штучках? Зачем им это?

И в тот полдень, как во всякий третий день недели, по установившемуся обычаю, госпожа Милена Хаджи-Минтич, супруга Ивана Хаджи-Пантича, торговца продовольствием и немецкого прихлебателя, должна была нанести визит. Данка всегда встречала ее в воротах, где и происходил обмен лживыми улыбками и мимолетными лобзаниями. Потом женщины усаживались за стол под лимой, приправляя чаем и постной выпечкой пустые, завистливые, злобные разговоры.