— Я поставлю девчонку в следующую «стену щитов», — пошутил я.
Мы шли в тишине, спускаясь в неглубокую, поросшую деревьями долину. Строго следовали лесной тропе, петлявшей среди густых зарослей дуба, вяза и буковых рощиц. Черные поляны выдавали места, где углежоги разводили свой свирепый огонь. Мы никого не видели и не слышали, кроме топота собственных шагов, птичьего пения и хлопанья крыльев среди листвы. Лес заканчивался сухой канавой, а дальше, вверх по пологому слону, простиралось ячменное поле. Ячмень. Я коснулся молота и обозвал себя дураком. Мы обошли два таких поля, и я твердил себе, что не могу потратить остаток жизни, избегая посевов ячменя. Финан угадал ход моих мыслей.
— Это был всего лишь сон, — сказал он.
— Сны — это посланники, — неуверенно возразил я.
— Один раз мне приснилось, что мы с тобой передрались из-за коровы, — продолжил мой друг. — Какое послание тут может скрываться?
— Кто победил?
— Кажется, я проснулся прежде, чем мы это выяснили.
— Что за сон? — вмешалась Бенедетта.
— Да так, чепуха, — отмахнулся Финан.
Мы шли вдоль зарослей терновника, обозначающих северный край поля. Близ него бушевали вьюнок и яркие васильки и маки, розовели цветки ежевики. К северу от живой изгороди простирался скошенный луг. За стерней начиналась дорога на Верламесестер. Путников видно не было.
— Не проще ли пойти по дороге? — спросила Бенедетта.
— Проще, — согласился я. — Однако именно там нас станут высматривать враги.
Пока мы одолевали последние несколько шагов до невысокого гребня, женщина размышляла:
— Но они позади нас, не так ли?
— Позади, — твердо заявил я, потом повернулся и указал на восток, где дорога выходила из леса. — Мы увидим, как они появятся оттуда.
— Ты уверен? — спросил Финан.
— Уверен, — отрезал я и вдруг понял, что обманываю себя.
Я смотрел туда, где из-под чахлых вязов выныривала дорога, но думал про Ваормунда. Что он предпримет? Я презирал его как человека грубого и жестокого, но разумно ли, полагаясь на эти качества, думать о нем как о глупце? Ваормунд знал, что мы сбежали по Лигану, знал и то, что мы не могли далеко подняться вверх по реке при отливе, прежде чем наш корабль сядет на мель. Но, покидая «Бримвизу», я понятия не имел, насколько близко мы оказались к Верламесестеру. Я оставил корабль у восточного берега в надежде сбить Ваормунда со следа, а теперь сомневался, что он вообще пойдет нас искать вверх по реке. Не требуется большого ума, чтобы сообразить, куда мы направимся. Ваормунду известно, что нам нужны союзники. В Восточной Англии мне их не найти, зато к западу, буквально на расстоянии утреннего перехода, стоит отряд воинов Этельстана. Зачем Ваормунду утруждать себя, преследуя нас, когда можно попросту расставить ловушку? Выискивая разведчиков, я смотрел на восток и на юг, ожидая заметить отблеск солнца от шлема или наконечника копья, а мне следовало глядеть на запад.
— Я дурак, — вырвалось у меня.
— Это должно стать для нас открытием? — спросил Финан.
— Он впереди, — объяснил я.
Не знаю, откуда у меня взялась такая уверенность, но выработавшееся за столько лет, столько битв и пережитых опасностей чутье убедило меня. А быть может, причина была лишь в том, что шанс напороться на засаду Ваормунда пугал меня сильнее всего. Готовься к худшему, говаривал мой отец, хотя в день своей гибели пренебрег этой мудростью и полег от меча дана.
Я остановился. Справа от меня протянулась живая изгородь, слева — обширное поле ячменя, почти созревшего для жатвы. Впереди простирался долгий пологий склон, заканчивавшийся еще одной полосой леса. Выглядело все очень мирно. Над посевами порхали овсянки, сокол парил в вышине, легкий ветерок шевелил листья. Дымок далеко на севере указывал на пристроившуюся в туманной лощине деревушку. Казалось невероятным, что в этой летней тиши может таиться смерть.
— В чем дело? — спросил подошедший отец Ода.
Я не ответил. Смотрел на перелесок, казавшийся стеной на нашем пути, и чувствовал отчаяние. Со мной были семь воинов, священник, четыре женщины, несколько освобожденных рабов и кучка перепуганных детишек. Лошадей нет. Я не мог выслать разведчиков, чтобы разведать дорогу. Оставалось лишь прятаться, но я находился на возвышенном месте на самом виду, на ячменном поле, и враг поджидал меня.
— Что будем делать? — задал другой вопрос отец Ода.
— Пойдем назад, — решил я.
— Назад?
— Той же дорогой, какой пришли. — Я повернулся и посмотрел на восток, где чернели проплешины, оставленные углежогами. — Пойдем обратно к деревьям и поищем место, где можно спрятаться.
— Однако… — начал было отец Ода.
Но его прервала Бенедетта.
— Сарацины, — прошипела она. Всего одно слово, но слово, напитанное страхом.
Это заставило меня обернуться и посмотреть, что же так напугало ее.
Всадники.
— Люди Мереваля! — воскликнул Ода. — Хвала Господу!
Всадников на паломнической тропе было десятка два, все в кольчугах, все в шлемах, и половина с длинными копьями. Они находились в том месте, где на западе дорога скрывалась в деревьях, и ждали, глядя вперед.
— Это не враги? — спросила Бенедетта.
— Враги, — глухо ответил Финан.