Меч королевы

Матин появился с другой стороны от Харри и тронул ее за локоть. Девушка благодарно улыбнулась знакомому лицу. Наставник молча повернулся, а она соскользнула с Золотого Луча, и они вдвоем медленно последовали за ним, наконец позволив себе ощутить усталость. Старый воин остановился возле двух уже поставленных тари, опустился на колени и занялся костром, тактично игнорируя своих учеников. Харри только рада была на время забыть про славу лапрун-минта. Пока она машинально снимала с Золотого Луча седло и вытирала коня насухо, марево головной боли и чувство неуместности происходящего начало отступать. Запах Матиновой стряпни подкрался, словно старый друг, ободряя и напоминая ей, кто она есть или кем она стала. Хари, Дочь Всадников.

В ту ночь Харри объелась. Она ела, пока желудок не заболел. Пока шли тренировки, Матин держал ее на строгой диете. Но содержимое тарелки почти не задевало внимания. Множество лапрунов, с кем она сражалась сегодня, приходили, чтобы коснуться ее руки и принести нечто вроде присяги на верность. Они возникали на краю светового круга, такие же неразличимые, как и днем: красные, синие, коричневые, черные туники. Ни на одном не было кушака, а мечи покоились в ножнах на боку, а не сверкали ей в лицо. И все называли ее Харизум-сол и лапрун-минта, почтительно понижая голос. Харри съела так много, поскольку только еда позволяла ей чувствовать себя настоящей.

По мере наступления ночи поблизости вырастали все новые тари. Матин задействовал котел большего размера, чем тот, в котором ежевечерне в течение полутора месяцев готовил на них двоих. Вскоре Харри обнаружила, что они делят костер и ужин с Иннатом и Фараном, Форлоем и Дапсимом и другими королевскими Всадниками. Они молча наблюдали, как лапруны приходили показаться Дочери Всадников, появлялись и исчезали, а та все подкладывала себе в тарелку. Однажды, подняв глаза, Харри увидела, как Матин протягивает тарелку Корлату. Король плюхнулся на песок, скрестив ноги, и начал есть. Харри хотелось спросить, почему лапруны салютуют ей. Ей чудилось в этом больше, чем простое признание проигравшего победителю, но она помалкивала. Матин научил ее терпению, а упрямой она была всю жизнь.

«Вроде бы нечего жаловаться, – подумала она, – ведь у меня… все… получилось. Но неужели нельзя было побольше рассказать мне заранее?»

Она заглядывала в глаза тем, кто искал ее и называл Харизум-сол, и пыталась думать о них как о личностях, а не о халатах и туниках и павших кушаках. Все лапруны уходили от нее без слова. Казалось, они не ждали от нее иного ответа, кроме самого факта ее присутствия. Это одновременно позволяло отдохнуть и тревожило.

Одна из лапрунов оказалась женщиной. Для нее у Харри нашелся вопрос.

– Как твое имя?

Девушка была одета в синее, и Харри внезапно признала в ней всадника на гнедой кобыле.

– Сенай, – ответила та.

– Где твой дом?

Сенай повернулась лицом на северо-запад.

– Схпардит. Это там. – Она указала в темноту. – Дюжина дней на быстром коне.

Харри кивнула, и девушка ушла в ночь, к собственному костру. А люди все шли и шли к лапрун-минта, сидевшей со Всадниками и королем. Когда Харри снова подняла глаза, кроме нее и короля, вокруг огня сидели восемнадцать темных фигур. Все Всадники, где бы они ни пропадали, вернулись.

Явилась и Наркнон. Харри с радостью обняла кошку, потребность в живом тепле сделалась к этому моменту почти невыносимой. Она предложила подруге кусочки мяса, и та любезно приняла подношение, хотя попыталась порыться в тарелке у Харри самостоятельно, дабы убедиться, что девица не приберегла лучшие кусочки для себя.

Харри спала без сновидений, положив ладонь на рукоять меча. Проснувшись в такой позе, она уставилась на собственную руку, словно на чужую.

Она выползла из тари и огляделась. Небо светлело, однако большинство обитателей еще не покинули свои палатки. Завернутых в одеяла неподвижных фигур вокруг притушенных или прогоревших костров было еще больше. Матин, разжигая огонь, шевелил губами. Харри огляделась. Корлат исчез. Там, где он лежал, осталась только небольшая неровность в песке, а может, это просто ветром надуло. Учитель протянул ей чашку маллака. Разогретый со вчерашнего вечера напиток горчил. Харри влезла в заскорузлое грязное сюрко, надеясь, что сегодня удастся помыться, и с тоской вспомнила покинутую долинку и тамошний зеленый пруд. Ее рассеченный кушак лежал рядом, там, где она оставила его, сунув за полог палатки-тари накануне вечером. Она подняла его, подумала секунду и обернула вокруг талии, подтыкая рваные концы внутрь, пока не закрепила надежно. Получилось не очень, и девушка прикинула, не попросить ли о помощи Матина, но решила этого не делать.