Меч короля Афонсу

Вашку слонялся взад-вперед по камере. Что с Мафалдой и Фернанду? И что теперь будет с ним самим? Есть почему-то совсем не хотелось, хотя самое время было явиться стражнику с хлебом и противной соленой водой. И откуда они такую берут? Ведь известно, что в XII веке вода в городе была удивительно чистой и вкусной. Не то что теперь — тьфу ты, потом, через 834 года, — когда она припахивает карболкой… Но сейчас-то — то есть не сейчас, а… ну, неважно — она должна быть что надо. Откуда же они берут эту мерзость для узников?

Когда вошел Мартин Афонсу, Вашку решился задать ему этот вопрос. В ответ тюремщик заржал:

— Ишь какой любопытный! Да из бочонка, откуда же еще? Может, ты думаешь, я буду каждый день ходить для тебя к источнику, по кружечке носить? Пока вода в бочке не кончится, пей и радуйся, что хоть такую дают.

— А сколько она уже там, в бочке? — робко спросил Вашку, понимая, что лучше было бы не спрашивать.

— А я почем знаю? Когда вас сюда привели, бочонок был полнехонек. Пока еще больше половины осталось. А когда ее наливали, этого я не знаю. Я не такой любопытный, как ты.

Вашку представил себе этот грязный бочонок без крышки и всякую дрянь, которая могла туда попасть за столько дней, и совсем расхотел пить. Он даже подумал, что никогда в жизни не будет больше пить воду.

«Бывают же такие лентяи, — думал Вашку, сердито поглядывая на дверь, которая захлопнулась за Мартином Афонсу. — Столько времени возится со своим мечом, а до сих пор не отчистил. Какая уж там свежая вода! Только и знает, что пожрать да поспать да с Гонсалу-Колбасой потрепаться в промежутках. Этот еще ничего, с ним хоть поговорить можно, он и про братца полоумного расскажет, и что в городе делается… Только он что-то давно не приходил. А этот — тюфяк какой-то. Если бы удалось прорыть лаз, удрать от такого сторожа ничего бы не стоило. Но с этими стенами разве справишься…»

Тут за дверью началась какая-то возня. Как будто дерутся… Ругань, грохот, кто-то вопит, валится на землю, а потом тишина. Вашку приложил ухо к дверной щели, но ничего не смог разобрать. Что ж там такое? Батюшки, ведь сейчас и до него доберутся! Или может… Ну конечно!.. И он изо всех сил заколотил кулаками в дверь.

Загремели ключи, дверь распахнулась. В лицо ударил яркий свет, и Вашку зажмурился. С трудом приоткрыв глаза, он увидел, что в камеру входит не Мартин и не Колбаса, а какая-то незнакомая личность. И тут же милый сердцу голос Санши:

— Бежим скорей отсюда! Пока не поздно! Ой, а где остальные? Почему ты один?

Из-под капюшона, прикрывавшего лицо незнакомца, — монах, что ли? — пророкотал недовольный голос:

— Что за дела! Столько ехать для такой пустячной работенки! Ребенок бы справился. Я-то думал, тут тыща воинов, вооруженных до зубов… А это что? Какой-то недомерок… И меч-то в руках держать не умеет. Вы что, смеетесь надо мной? Да еще нарядили, как чучело… Видели б меня мои люди…

— Вашку, что с ними случилось? Почему вы не вместе?

Но Вашку, ошарашенный происходящим и еще полуслепой, не мог выдавить из себя ни слова. Человек в капюшоне взял его за плечи и, приподняв, вытащил из подвала. Отчаянно моргая, Вашку огляделся и увидел распростертого на земле Мартина Афонсу, а рядом все тот же недочищенный меч.

— Мертвый… — испуганно прошептал он.

— С чего это ему быть мертвым? Да я, считай, его только погладил. Завтра будет как новенький. Ну ладно, мне пора, а то эта размазня скоро опомнится и подымет шум. А ты, милая девочка, если еще раз решишь меня разыскивать, подумай сперва, достойную ли работу предлагаешь такому человеку, как я, и не лучше ли пригласить первого попавшегося мальчишку-оруженосца…

— Не сердись, Жералду. Я не знала… Все говорили, что охрана сильная. И ребят было трое… Что-то случилось… Нет, только ты мог это сделать. Поссориться с королем ты не боишься, потому что вы и так в ссоре, да он и не узнает ничего… А главное…

— Что главное?

— Главное, ни у кого нет таких могучих рук, как у тебя. Взгляни только на этого несчастного…

— Хватит хныкать! Мое дело — драться. Да я бы враз разделался с дюжиной таких болванов, а тут вы со своей жалостью: «Ах, не надо, он ни в чем не виноват!..» И ты, Мокейме, туда же — старый солдат, называется! Тоже мне, драка: долбанул это чучело разок, теперь спит и слушает, как ангелочки играют на лирах… Хватит с меня, я ухожу. Меня ждут дела посерьезней. А вы тоже бегите и спрячьте куда-нибудь парня, пока этот мешок с отрубями не зашевелился, а то придется опять его пристукнуть, и тогда уж не знаю, проснется ли он снова — мои руки не привыкли к нежностям…

Не успел он договорить, как бедный стражник дернул ногой и застонал:

— Пощадите! Я ни в чем не виноват! Я хотел только почистить меч! Бритеш, Бритеш, спаси меня, они не дают мне чистить меч! Ой, голова… Где моя голова? Голову отдайте! Птички поют… целая стайка… Вот они над головой, а где голова? Ох, не встать мне… Бритеш, где ты? Ты все еще метешь? Помоги мне подняться и поищи мою голову… Прогоните птичек, отдайте меч! Он у меня один, я бедный!