Меч Лета

– Прости, я тебя не расслышал. Разумеется, ты не спрашивал ни о чём противоправном, Магнус. Сам посуди: вот вернёшься ты сейчас в Мидгард – и что ты скажешь тем, кто тебя знал? Все считают тебя погибшим. Обычно если мы и выбираемся назад, то лишь после того, как умрут все, кто нас помнит. Так гораздо легче. К тому же эйнхерию нужно какое-то время, чтобы силы его окрепли.

Я попытался представить, как я торчу тут и жду год за годом. Не то чтобы у меня много друзей и родни – возвращаться мне особо не к кому. Но и сидеть тут сиднем – так себе развлечение. Веками учить языки и вязать свитера. Если Самира сказала правду, моя мама не в Вальгалле… И я должен её найти, где бы она ни была.

– Но можно же уходить без разрешения, да? – допытывался я. – Не насовсем, а на время.

Ти Джей неловко поёрзал на стуле.

– У Вальгаллы есть выходы во все миры. Отель так устроен. Большинство выходов охраняется, но… в Бостоне путей много, недаром он центр Мидгарда.

Я обвёл взглядом соседей. Никто не смеялся.

– Центр Мидгарда?

– Ну да, – кивнул Ти Джей. – Бостон – прямо на стволе Мирового Древа, а оно и есть кратчайший путь в любой из миров. Как, по-твоему, почему Бостон прозвали Сердцем Вселенной?[41]

– Выдавали желаемое за действительное?

– Нет. Смертные всегда знали, что в этом месте что-то есть, хотя и не могли определить, что именно. Викинги годами искали центр мира. Они знали, что вход в Асгард должен быть где-то на Западе. Вот почему они так стремились в Северную Америку. И когда они встретились с коренными американцами…

– Мы звали их скрелингами, – заметил Хафборн. – Отвязные воины. Мне они пришлись по душе[42].

– Выяснилось, что у здешних жителей оказалось полно историй про загробный мир, который кажется им совсем близким. И потом, когда прибыли пуритане… это видение Джона Уинтропа, сияющий «Град на холме»[43]. Это не просто поэтический образ. Уинтроп видел самый настоящий Асгард, проступивший в других мирах. А салемские ведьмы? Это же истерия по поводу магии, что просачивается в Мидгард[44]. И Эдгар Аллан По родился в Бостоне. Его самое знаменитое стихотворение «Ворон» тоже не случайность. Оно об одном из Одиновых священных воронов[45].

– Хватит. – Мэллори смерила меня недовольным взглядом. – Спроси Ти Джея, «да» или «нет» – и он будет разливаться вечность. Ответ: да, Магнус. Покидать Вальгаллу можно как с разрешения, так и без него.

Икс хрустнул крабьей клешнёй:

– Но тогда ты не бессмертный.

– Верно, – кивнул Ти Джей. – Это вторая серьёзная проблема. В Вальгалле ты насовсем умереть не можешь – будешь постоянно воскресать. Это часть тренировки.

Я вспомнил того парня, которого у меня на глазах пронзило копьё, а потом его уволокли волки. Хундинг ещё сказал, что к ужину погибший будет как новенький.

– А за пределами Вальгаллы?

– Во всех Девяти мирах ты по-прежнему эйнхерий, – ответил Ти Джей. – Ты быстрее, сильнее и неуязвимее любого простого смертного. Но если ты умираешь вне Вальгаллы – ты умираешь. Совсем. Твоя душа отправляется в Хельхейм. Или, как вариант, ты растворяешься в предвечном ничто – бездне Гуннунгагап. Трудно сказать заранее. Но в любом случае рисковать не стоит.

– Разве что… – Хафборн выковырял часть омлета из бороды. – Разве что он и впрямь нашёл меч Фрейра и легенды гласят правду…

– У Магнуса сегодня первый день, – перебил его Ти Джей. – Давай пока в это не вдаваться. Он и так уже очумел.

– Я готов очумевать и дальше, – заверил я. – Так что там с легендами?

В коридоре пропел рог. Эйнхерии за другими столами начали подниматься и убирать тарелки.

Хафборн с энтузиазмом потёр руки:

– Разговоры подождут. Время битвы!

Ти Джей поморщился:

– Магнус, мы, наверное, должны рассказать, что бывает с новичками в первый день. Ты, главное, не пугайся, если…

– Ой, помолчи, – шикнула на него Мэллори. – А то сюрприз испортишь! – И она одарила меня сахарно-пудреной улыбкой. – Жду не дождусь поглядеть, как новичка четвертуют!

Глава 19. И не смейте звать меня Бобом Печёным. Никогда, ясно?!

Я ПОВЕДАЛ НОВЫМ ДРУЗЬЯМ, что у меня аллергия на четвертование. Они заржали и препроводили меня на поле брани. Вот почему я ненавижу заводить друзей.

Поле брани простиралось так далеко и широко, что никак не укладывалось в голове.

В старые добрые беспризорные деньки я любил летом вздремнуть на какой-нибудь крыше. И оттуда весь Бостон открывался как на ладони: от стадиона Фенуэй до Банкер-Хилла. Так вот, поле битвы в Вальгалле оказалось больше. Приблизительно три квадратные мили – куча места для вашей прикольной смерти! – и это пространство как-то помещалось в стенах отеля словно внутренний двор.

По четырём сторонам возвышались стены здания – кручи из белого мрамора, балконы с золотыми перилами. На некоторых балконах висели знамёна, какие-то были украшены щитами, а какие-то оснащены катапультами. Верхние этажи терялись где-то в мглистом сиянии небес – белые, как неоновые лампы.