Несмотря на трость и негнущееся колено, дядюшка хромал довольно резво. На чемпионате по скоростному ковылянию он бы взял золотую медаль. Прохромав к мосту Лонгфелло, Рэндольф взобрался на тротуар, а я скакал следом, и ветер свистел у меня в ушах. Мимо нас со стороны Кембриджа[13] тянулся утренний поток автомобилей. Машины ползли еле-еле, чуть ли не впритык друг к другу. Вы наверняка решили, что мы с Рэндольфом тут были единственными пешеходами – по-хорошему, кому придёт в голову шастать по мосту в минусовую температуру! Но это же Бостон – поэтому бок о бок с нами пыхтело с полдюжины бегунов, в своих лайкровых костюмах похожих на изнурённых тюленей. Вдоль противоположного тротуара шла мамашка с двумя карапузами, загруженными в коляску. Судя по лицам детишек, чувствовали они себя примерно как я – то есть беспробудно несчастными.
Дядюшка, хромая, опережал меня футов на пятнадцать.
– Дядя Рэндольф! – воззвал я. – Я вообще-то с вами разговариваю!
– Медленное течение реки, – бормотал он. – Мусор на берегах… Допустим, на протяжении тысячи лет характер прилива менялся…
– Эй! – Я наконец догнал дядю и ухватил его за рукав кашемирового пальто. – Вернёмся к вопросу о моём скандинавско-божественном папочке.
Рэндольф внимательно обозревал окрестности. Мы стояли на одной из главных башен моста – гранитный конус вздымался над нашей головой на полсотни футов. Башни обычно сравнивают с гигантскими солонкой и перечницей. Ну, не знаю… мне-то всегда казалось, что они как да́леки из сериала «Доктор Кто»[14]. (Да, я фанат. Закидайте меня гнилыми помидорами. И да: беспризорные тинейджеры тоже иногда смотрят телевизор – в ночлежных комнатах отдыха, на библиотечных компьютерах… Короче, у нас свои каналы.)
В сотне футов под нами сверкала стальным блеском река Чарльз. Испещрённая пятнами снега и льда, она напоминала питонью шкуру.
Рэндольф так сильно перегнулся через перила моста, что я занервничал не на шутку.
– Надо же такому случиться, – бормотал он. – Из всех мест на свете – именно это.
– Так вот, о моём отце… – снова завёл я.
Рэндольф стиснул мне плечо:
– Посмотри вниз, Магнус. Что ты видишь?
Я осторожно заглянул через перила:
– Воду.
– Нет же – резное украшение под нами.
Я взглянул ещё раз. Примерно на середине пилона над водой торчало что-то вроде гранитного балкона. Как театральная ложа, только с заострённым верхом.
– Похоже на чей-то нос.
– Вовсе нет… Впрочем, это и правда нос, хотя и в другом смысле. Это нос викингского драккара. Поэт Лонгфелло, в честь которого назван мост, восхищался древними скандинавами[15]. Писал поэмы об их богах. Как и Ибен Хорсфорд, Лонгфелло верил, что викинги добрались до Бостона. Отсюда и такие украшения моста[16].
– Вам бы экскурсии водить, – посоветовал я. – Фан-клуб Лонгфелло вас бы деньжищами завалил.
– Ты что, не понимаешь? – Дядина рука всё ещё лежала на моём плече, и мне от этого было неловко. – Столько людей веками верили в это. Чутьё говорило им, что это правда, но у них не было доказательств. Однако викинги не просто так посетили это место. Это место было для них сакральным! Прямо под нами – где-то рядом с этими декоративными корабельными носами – покоятся останки подлинного драккара, таящего в своих недрах бесценный груз.
– Я пока кроме воды ничего не вижу. И я всё ещё хотел бы послушать про папу.
– Магнус, скандинавские первопроходцы явились сюда в поисках оси миров, ствола древа. И они нашли его…
Гулкое «бум!» прокатилось над рекой. Мост дрогнул. Где-то в миле от нас, среди частокола труб и колоколен Бэк-Бэй, воздвигся столб густого чёрного дыма с грибной шляпой.
Я привалился к перилам:
– Э-э… А это не рядом с вашим домом?
Рэндольф помрачнел. Его серебристая борода поблёскивала в солнечном свете.
– Время уходит. Магнус, протяни руку над водой. Меч лежит там, внизу. Призови его. Сосредоточься на нём, как будто важнее нет ничего на свете. Как будто ты всегда жаждал им завладеть.
– Меч? Я… Слушайте, дядя, я всё понимаю, у вас, наверное, выдался нелёгкий день, но…
– ДЕЛАЙ, ЧТО СКАЗАНО.
Он произнёс это таким суровым тоном, что я как-то сник. Рэндольф определённо свихнулся – иначе не кормил бы меня баснями о богах, мечах и кораблекрушениях тысячелетней давности. Но столб дыма над Бэк-Бэй был очень даже настоящий. Вдалеке выли сирены. Водители на мосту высовывались из окон, чтобы поглазеть, доставали смартфоны и фоткали пожар.
И как я ни сопротивлялся, басни Рэндольфа почему-то находили во мне отклик. Я чувствовал, как моё тело гудит в резонансе с чем-то очень созвучным. Точно я впервые поймал правильную волну и встроился в дрянной саундтрек моей жизни.
Я простёр руку над водой.
Ничего не произошло.
«Естественно, – мысленно съехидничал я. – А ты чего ждал?»
Мост тряхнуло сильнее. Один из бегунов на тротуаре споткнулся. За моей спиной хрястнуло: кто-то врезался в зад едущему впереди автомобилю. Заголосили гудки.
Над крышами Бэк-Бэя тем временем заклубился второй столб дыма. Во все стороны летели пепел и горящие обломки, будто где-то под землёй проснулся вулкан.