— Нет, сынок, — возразил мне Блитц, когда я ему сказал об этом. — Древнескандинавские зомби зовутся драуграми, и они совершенно бесшумны. Подберутся к тебе вплотную, а ты даже и не услышишь.
— Вот спасибо тебе большое, порадовал, — поежился я.
Блитцен поковырялся с рассеянным видом в тарелке с жаркое из козлятины, которое, похоже, совершенно не жаждал отведать. Он переоделся с явной задумкой выглядеть модно и стильно на фоне йотунхеймского снега: костюм из синей шерстяной ткани и бело сливочного цвета тренч. Для нас он тоже принес по рюкзаку с новой одеждой, которую умудрился подобрать на глазок совершенно точно. Неплохо, знаете ли, если у вас есть друг, вдумчиво относящийся к подобным вещам.
Блитцен рассказал, почему так долго не возвращался к нам. Доставив маме сережки, он вынужден был задержаться в Фолькванге для исполнения нескольких важных обязанностей как представитель Фреи. От него требовалось выступить арбитром в оценке устричной выпечки, затем судить игру в волейбол, после чего присутствовать в качестве почетного гостя на шестьсот семьдесят восьмом ежегодном фестивале игры на укулеле.
— Все это было просто ужасно, — жаловался нам он. — Сережки маме понравились, но она даже слушать не захотела, каким образом я их добыл. Что ей мой поединок с Джуниором?! Она только и спросила: «А не хотелось ли тебе, Блитцен, самому делать такие прекрасные вещи?»
Он вытащил из кармана цепь Андскоти; она сияла серебряным светом, как крохотная луна.
— Эй! — принялся ободрять я его. — Ты в поединке с Джуниором был бесподобен. В жизни ещё такой классной работы не видел. Ты же в свою эту утку всю душу вложил. А пуленепробиваемый галстук с кольчужным жилетом! Но, погоди, вот устроим тебе сделку с Тором, и запустишь свой модный тренд.
— Совершенно согласна с Магнусом, — подхватила Сэм. — Ну, может, насчет сделки с Тором он и погорячился, но у тебя-то, Блитц, настоящий талант. Если Фрея и гномы ничего в твоем деле не смыслят, то это их проблема. Мы-то знаем, что без тебя нас здесь бы не было.
— Ну конечно же, — хмыкнул Блитцен. — Без меня тебя бы не выгнали из валькирий, Магнус не помер бы. Мы бы не обозлили половину богов, огненные великаны и эйнхерии не стремились бы нас убить, и мы сейчас не сидели бы на лоне дикой йотунхеймской природы рядом с храпящим, как тысяча бегемотов, богом.
— Ну да, — весело подмигнула ему Сэм. — Отличная штука жизнь.
Блитце издал короткий смешок, и я с радостью уловил в этом взгляде уверенность, которой мне так у него последнее время недоставало.
— Ладно, — выдохнул он. — Пожалуй, пойду-ка я спать. Если нам предстоит поутру штурм великанской крепости, мне надо набраться сил. Подвинься, — с трудом протиснулся он к Хартстоуну и, не успев оказаться внутри, укрыл его своим тренчем, что показалось мне очень подозрительным. Сэм в новых джинсах и непромокаемой куртке сидела, сложив по-турецки ноги, возле костра.
— Кстати, о поединке у гномов: мы с — то бой так и не обсудили слепня, — начал я.
— Тише ты, — покосившись с тревогой на спящего Тора, прижала палец к губам Сэм. — Некоторые, видишь ли, не слишком жалуют моего отца, и это их отношение распространяется и на его детей.
— Эти некоторые, как, наверное, сама видишь, храпят сейчас, словно бензопилу в лесу запустили, — совершенно не разделял ее опасения я.
— И все же, — она с такой пристальностью уставилась на собственную ладонь, будто решила там сосчитать все линии. — Я дала себе обещание не заниматься оборотничеством. И вот за последнюю неделю прибегла к нему целых два раза. Когда мы столкнулись с оленем на Мировом Дереве, надо было его отвлечь. Вот я и превратилась в олениху, чтобы Хартстоун смог убежать. Выбора у меня тогда просто не было.
Я кивнул.
— А второй раз ты стала слепнем, чтобы помочь Блитцу. В обоих случаях у тебя были очень серьезные причины. И вообще, это же потрясающе. Удивляюсь, что ты все время такие способности не используешь.
Пламя костра сияло в глазах Сэм, отчего они стали почти такими же красными, как у Сурта.
— Магнус, — крайне серьезно проговорила она. — Оборотничествоэто совсем не то, что спрятаться под моим хиджабом. Хиджаб меня просто скрывает и защищает, а оборачиваясь кем-нибудь, я меняю не только внешность, но и собственную суть. Каждый раз, как я это делаю, у меня появляется чувство, словно мной пытается овладеть какая-то часть того, что досталось мне от отца. А он ведь непредсказуемый, скользкий, как жидкость. Не хочу становиться такой.
— Вот бы он достался тебе в отцы, — указал я с усмешкой па спящего Тора. — Испускающий газы амбал с козьим жиром на бороде и с руками в наколках. В Вальхалле все тогда бы просто в тебе души не чаяли.
— Какой же ты циник, Магнус, — с трудом сдерживала она улыбку-Тор очень значительный, уважаемый бог.
— Даже не сомневаюсь, — в тон ей откликнулся я.
— А Фрей, полагаю, такой же, хоть ты ни разу его не видел. Но, по-моему, твой отец вполне себе ничего. Может, он и социопат, но зато с чувством юмора.
Сэм резко вскинула голову. Лицо её сделалось напряженным.
— Ты так говоришь, будто с ним встречался.