Ориентироваться на более узкой ветке было сложнее. Она более опасно извивалась под нашими ногами. Сначала меня чуть не расплюснуло листом — будто бы огромный зелёный брезент упал на меня из неоткуда. Ещё через какое-то время я посмотрел вниз и увидел, что стою на трещине в коре. Где-то в полумилях внизу, внутри ветки, я мог видеть заснеженную горную цепь, будто бы стоял на стеклянном полу в самолёте.
Вскоре мы оказались вынуждены лавировать сквозь лабиринт из кочек лишайника, похожих на кучи горелой настилы н столь же липких. Я совершил ошибку и дотронулся до одной. Моя рука увязла там по запястье, и я еле вытащил её.
Наконец, лишайник уменьшился и стал уже похож не на холмы, а на диваны из сгоревших зефирок. Мы следовали по нашей ветки, пока она не разошлась на полдюжины маленьких веток. По которым невозможно было забраться. Меч Лета, кажется, взял перерыв и заснул в моей руке.
— Ну? — выжидающе глянула на меня Сэм.
Я глянул вниз. Где-то в тридцати футах под нами раскачивалась большая ветвь. Посередине её было дупло, размером с джакузи, которое светилось тёплым, мягким светом.
— Вот он. — сказал я. — Вот выход.
— А ты уверен? — как-то наморщился Блитцен. — Нидавеллир не тёплый и не светится.
— Я просто говорю — меч, кажется, думает, что это и есть наш пункт назначения.
Сэм тихо присвистнула.
— Нехилый прыжок. Если мы промахнёмся и не попадём в дупло…
Харт прожестикулировал по буквам:
— З-Н-А-К.
Нас ударил порыв ветра, и Харт споткнулся. Прежде, чем я успел поймать его, он упал прямо в лишайник. Его ноги крепко застряли в зефирной жиже.
— Харт! — Блитц схватил Харта за руки и попытался вытянуть его, но мерзкая субстанция не хотела его отпускать.
— Мы можем попытаться вырезать его. — сказала Сэм. — Твой меч, мой топор. Только это займёт много времени. Надо ведь осторожно, иначе ноги ему заденем. Но, в общем то, все могло обернуться хуже.
Ну и, как только она об этом сказала, хуже и обернулось.
— Гав! — неожиданно оглушило нас сверху.
Блитцен резко присел. Чёрная вуаль на его белом шлеме взметнулась вверх.
— Рататоск. — Проклятая белка, процедил он сквозь зубы. — Всегда возникает в самый неподходящий момент. Поторопитесь там со своим вырезанием.
Сэм рубанула лишайник, и топор в нем увяз.
— Все равно что рубить плавящуюся резину, — с досадой проговорила она. — Быстро не справимся.
— ИДИТЕ. - прожестикулировал Харт. — Оставьте меня.
— Не вариант. — сказал я.
— Г-А-В! — взорвалось ещё ближе и громче, и дюжиной веток выше над нами пронеслось что-тотёмное и громадное.
Я взял меч наизготовку.
— Ну что ж, зададим Рататоску жару, а?
Сэм глянула на меня как на психа.
— Даже не вздумай. Он совершенно неуязвим. У нас только три варианта: бежать, прятатьсяили умереть.
— Бежать без Харта мы не можем, — ответил я. — И я уже дважды умирал на этой неделе.
— В таком случае прячемся-сорвала она с головы хиджаб. — Я имею в виду себя и Харта. Больше двоих накрыть не сумею. Так что вы с Блитцем бегите на поиски гномов. Встретимся позже.
— Что? — я задумался, не сделал ли что-нибудь Утгард-Локи с её разумом. — Сэм, ты не сможешь спрятаться под зелёным кусочком шёлка! Эта белка не может быть такой глупой.
Сэм потрясла платком. Он вырос до размеров простыни, цвет пошёл волнами, пока не стал таких же коричневых, жёлтых и белых цветов, как лишайник.
— Она права. — прожестикулировал Харт. — ИДИТЕ.
Сэм присела рядом с ним, набросила хиджаб на них обоих, и они исчезли, прекрасно слившись с лишайником.
— Сейчас или никогда, Магнус, — дёрнул решительно меня за руку Блитцен и указал выразительным взглядом на нижнюю ветку.
Дупло значительно сузилось и было готово вот-вот закрыться.
Листва над нашими головами зашуршала, и сквозь неёпродрался Рататоск.
Вам когда-нибудь приходилось видеть танк «Шерман»?Тогда предстаньте себе на минуту, что он оброс густой рыжей шерстью и несётся на полной скорости вниз по стволу необъёмного дерева. Но даже это было бы мене жутко, чем Рататоск. Зубы его белели, как воплощённый ужас, когда на лапах смахивали на острейшие ятаганы, а жёлтые, цвета серы, глаза горели от ярости.
От его оглушительного боевого клича мои барабанные перепонки едва не лопались, а в мозг устремились потоком, вытесняя все остальные мысли, отвратительные оскорбления:
Ты проиграл.
Никто не любит тебя.
Ты мертвец.
Шлем у твоего гнома дурацкий.
Ты не смог спасти маму.
Я упал на колени. Дыхание перехватило, горло сжалось от спазма. Возможно, я прямо там, на месте, и умер бы, но верный мой Блитцен, собравшись из всех своих гномьих сил, поднял меня рывком на ноги и влепил звонкую пощёчину.
Сбитый с толку и оглушённый, я не слышал его, но смог прочесть по губам: «СЕЙЧАС, ПАРЕНЬ!». Ивцепившись мне в руку своими твёрдыми мозолистыми пальцами, он спрыгнул с ветки, увлекая меня за собой в бушующий ветер.
Глава XXXVIII
Я ВЛАМЫВАЮСЬ В ФОЛЬКСВАГЕН
Я стоял на залитом солнцем лугу, не имея понятия, как попал сюда.