Меч Люй Дун-Биня

Вечером того же дня, лежа в кровати со стоявшей на тумбочке у изголовья старенькой настольной лампой, я пролистал тетрадь, выхватывая отдельные куски текста. Смысл их был для меня темен и загадочен. Упоминались там даосы-отшельники, какие-то "ба-сянь", восемь святых, Нефритовый император Юй-ди, драконы, духи и многое другое, но написано обо всем этом было отрывисто и совершенно непонятно для непосвященного. Однако, я сразу же обратил внимание, что чаще всего фигурировали инициалы ЛДБ. (почти на каждой странице), а также какой-то Меч (почему-то всегда с большой буквы). Мне даже показалось, что Меч и инициалы как-то соотносятся друг с другом. Один отрывочек про них я даже запомнил дословно. Странный он был какой-то, и при чтении у меня внутри шевельнулась тревога:

"...Люй Дун-бинь - бог-бродяга. Обладал даром пророчества, сочинял магические трехстишия. По многочисленным легендам ЛДБ боролся с силами Тьмы. Меч ЛДБ якобы обладал чудесными свойствами и мог действовать даже независимо от своего господина... НАДО ПРОВЕРИТЬ!"

Последние слова, подчеркнутые красным карандашом, озадачили меня, но ненадолго, потому что глаза слипались, и, еще немного полистав тетрадь, я погасил лампу.

Через два дня наши планы рухнули. На заводе случился очередной аврал, и отпуск отцу перенесли на осень. Тогда, поняв мое нетерпение, отец разрешил мне пожить на даче неделю одному, а сам обещал присоединиться ко мне в выходные. У отца, правда, были некоторые сомнения по этому поводу, но я сумел их рассеять. Погода стояла прекрасная, магазин был рядом, за речкой, и вообще, это не дикий край, а обыкновенный дачный поселок, где летом народу едва ли не больше, чем в городе...

На дачу я приехал вечерней электричкой и, забросив сумку в дом, прежде всего перешел по шаткому деревянному мостику на ту сторону мелкой, но быстрой речушки в магазин, чтобы купить кое-каких продуктов. С оттягивающей руку раздувшейся авоськой я подошел к знакомому забору. Калитка тоскливо заскрипела. Я быстро захлопнул ее и пошел по заросшей тропинке.

Солнце уже село за покрытую соснами сопку, стояли мягкие, полупрозрачные летние сумерки. Идя по тропинке, я внезапно почувствовал непонятную тоску при виде запустения и обветшалости вырисовывавшегося в полумраке дома.

Войдя внутрь, я зачем-то первым делом закрыл дверь на крючок, поставил авоську на кухонный стол и тут совершил открытие, что на даче нет света. В комнате было уже совсем темно, не считая мерцавшей за окном просини, и мне стало не по себе. Как-то не хотелось искать наощупь пробки и разбираться, что с ними случилось. К счастью, я вспомнил, что в одном из ящиков стола видел в прошлый раз свечи. Там же оказался и коробок спичек. Я воткнул две свечи в стоящий на столе витой, металлический и очень тяжелый подсвечник, зажег их, но веселее не стало. По стенам плясали тени, оживляя висевшие там жуткие маски - казалось, они все время подмигивают мне, - а в углах тьма сбивалась в плотные комья.

С подсвечником в руке я обследовал прихожую, даже вышел на улицу, прежде чем убедился, что проводка к дому вообще не подведена. Это было не особенно радостное открытие, но лучше жить при свете свечей, чем вообще без ничего. В конце концов, жили же так наши предки много веков...

Поскольку был двенадцатый час ночи, чай я решил не кипятить - еще не хватало возиться с печкой, а открыл банку компота и съел ее с хлебом.

Поев, я вернулся в комнату, расстелил плед на старом диванчике в углу, и тут меня осенило, что я еще не бывал в мансарде. Несколько секунд я колебался, не отложить ли это на завтра, но любопытство победило, и я поднялся с подсвечником по скрипучей лесенке.

Мансарда была поменьше, чем комната внизу, и тут гораздо больше чувствовалось запустение. Если внизу было все тщательно прибрано, чисто и ухожено, то здесь с небеленого потолка свисали фестончики пыли, по полу были раскиданы какие-то коробки, а на стенах висело множество разных диковинок. Как и внизу, у стены был письменный стол, только не полированный, попроще и поменьше. Среди груды бумаг я увидел большую статуэтку, изображавшую человека в восточном халате. Лицо его было запрокинуто вверх, тонкие брови нахмурены, глаза презрительно щурились. Из-за плеча у него торчала рукоятка укрепленного на спине меча.

Потом мое внимание привлек длинный, узкий ящик в углу, с покрытой затейливой резьбой крышкой. Ящик оказался не заперт. Я откинул крышку. Внутри лежал какой-то узкий предмет, завернутый то ли в мягкую бумагу, то ли в отбеленную кожу, исписанную затейливыми иероглифами (позднее я узнал, что это и есть тот самый пергамент, о котором я много читал). Движимый безотчетным любопытством, я поставил подсвечник на пол, достал предмет и осторожно развернул эту бумагу.