Я озадаченно нахмурилась, пытаясь вспомнить что-нибудь важное о таких мониторах — за исключением того, что прикосновения к экрану ничего не дадут.
Посмотрев по сторонам, я открыла ящики стола, обшарила столешницу. Наконец, я нашла выезжающую полочку, которая крепилась под столешницей с линолеумом.
Вытащив её, я обнаружила клавиатуру с выступающими чёрными клавишами. Я уставилась на неё, затем на экран, где значилось всего одно слово из белых букв и мигающий курсор.
Текст гласил: «ИМЯ».
Я для пробы двумя пальцами напечатала своё собственное имя.
Выскочило другое окно, запрашивая пароль.
Я посмотрела на экран, затем на клавиатуру. Используя свой свет, я постаралась как можно меньше искрить, пока сканировала клавиши и отыскивала те, что использовались чаще всего. Постепенно 18 букв засветились чуть ярче остальных.
Запомнив их своим светом, я принялась мысленно перестраивать их в разные комбинации, пытаясь сложить что-то, что имело бы смысл. Поначалу мне ничего не удавалось. Затем я заметила, что три буквы выделялись ещё сильнее остальных, подсвеченных моим
— Иисусе, — пробормотала я, забыв про субвокалку.
— Что, Мост? — спросил Врег.
Я не ответила. Рядом со словом «ПАРОЛЬ?» я напечатала «СРАНЫЕЛЕДЯНОКРОВКИ».
Окно с паролем исчезло.
Через несколько секунд выскочило новое окно, показав мне запись, состоявшую в основном из жёлтого текста. Фотография меня, обнажённой и прикованной к скамейке, смотрела с экрана. Я знала, где именно был сделан этот снимок. В той камере я проходила таможенный досмотр прямо перед тем, как меня заточили в Белом Доме. Моя кожа была бледной, покрытой синяками, и я выглядела худой. Мои глаза казались чрезмерно большими и слегка остекленевшими от наркотиков, которыми меня накачивал Териан.
Изображение появилось рядом с таблицей, которая содержала основные сведения обо мне: список школьных табелей и известных мест проживания; сведения о моих навыках видящей, которые у них имелись (а их было немного, слава Богу, даже рядом с телекинезом значилось «не подтверждено»); список родственников из моей приёмной семьи; данные о работе и школьных друзьях, месте рождения; уровень разумности (неразумная, ну спасибо); статус владения (всё ещё официальная собственность правительства Соединённых Штатов… ну спасибо вам ещё раз), и медицинские данные с тех времён, что я жила в Сан-Франциско.
Меня отнесли к категории «найдена», затем статус сменился на «в собственности», затем на «в бегах». Самая актуальная информация внизу присваивала мне «статус: неизвестно».
Рядом с полем «СВЯЗАННАЯ ПАРА?» кто-то поставил знак вопроса и оставил ссылку на другую запись: «Дигойз, Ревик».
Рядом с вопросом «ИМПЛАНТ?» значилось «ДА».
В следующем поле значился серийный номер. Я заметила, что он начинался с того же числового префикса, что и телефонные номера Соединённых Штатов, затем следовали буквы CSFH, номер моего страхового номера и несколько дополнительных цифр в конце.
Я прикоснулась к своей шее сзади, нащупав пальцем твёрдый комочек под кожей — ещё один сувенир после моего пребывания в Белом Доме. Ревик уже сказал мне, что они об этом «позаботятся», как только мы закончим операцию здесь, в Бразилии.
Он уже что-то сделал, чтобы сбить с толку GPS-трекер, но СКАРБ помещал немного взрывчатки в сами имплантаты, из-за чего их было чертовски опасно изымать.
Меня знатно раздражало, что я вечно активировала все сигналы тревоги, когда пыталась воспользоваться хоть каким-то подобием общественного транспорта в любой стране, кроме Индии и Непала. Пока я путешествовала с Семёркой, Балидор разбирался с этим, конечно, но от этого пересечение границ становилось более затратным по времени.
Я пролистала меню, которое тоже выглядело так, будто ему лет сто, и прокручивала опции, пока не нашла функцию «удалить записи».
Машина спросила у меня, уверена ли я, что хочу удалить записи.
Да, я была уверена.
Она запросила у меня причину удаления. Я попыталась напечатать несколько разных сочетаний, чтобы сделать записи недействительными, но машина ничего не принимала.
Наконец, я напечатала «СМЕРТЬ».
Окно исчезло. Вскоре после этого исчезли и мои записи.
— Это займёт немало времени, — заметил Врег через передатчик. — Наша численность уже не та, что прежде, принцесса, но едва ли у нас есть время, чтобы удалить восемьдесят с лишним миллионов записей.
Я посмотрела на него. Конечно же, я знала, что он прав.
Более того, если мы сделаем всё так, то записи можно будет восстановить, даже в этом «динозавре». Такое чувство, будто я отщипывала по кусочку от чего-то непробиваемого.
Но я полагала, что в этом и смысл.
Ещё несколько секунд я посидела там, размышляя.
Я поймала себя на том, что вспоминаю слова Вэша о различиях между элерианцами и сарками. Элерианцы, как Ревик и я, имели несколько задокументированных способностей, которых у сарков или
Вэш упоминал, что одно из этих отличий связано с физической материей.
Элерианцы могли видеть физические объекты из Барьера.