Меч мёртвых

– Ну что, братие?.. – летел им вослед крылатый голос Вадима. – Поняли, каково с варягами замиряться? Как чести великого и светлого князя старградского доверять?.. Боярин Твердислав прежде нас всех то узнал, и с ним Харальд, княжич датский. Сколько раз я на Радонежича город свой оставлял, в поход уходя!.. И Харальда батюшка его, великий князь датский, не абы про что сюда собирал – за себя быть велел перед всяким находником из Северных Стран…

Соплеменники Рагнара Кожаные Штаны, вышедшие посмотреть гардский тинг и незаметно влившиеся в него, сдержанно загудели. Они разумели словенскую речь и были согласны.

– Немалые люди жизнь свою положили!.. – продолжал Вадим. – Того ради, чтоб мы, братие новогородцы, умней были!.. Чтобы в ту же волчью яму не обвалились, где им лютую смерть принять довелось!..

Ладожанин Смеян сидел на лавке в просторной повалуше большого нового дома, недавно достроенного для Твердислава Радонежича и его чади, и жадно пил горячий, пахнущий мёдом сбитень из липового ковшика. Искра, хромая, прохаживался туда и сюда. Думал. Смеян косился на него, соображая, где ж это парень успел покалечиться; и хотелось бы знать, да не спрашивать же. Стеклу кузнец и своё узорочье работать привык, и в чужое вглядываться, распознавая смысл и красоту. Поэтому, придя немного в себя, он заметил и понял, в чём ещё изменился Искра за полгода. Он стал очень похож на отца. Думающего боярина, первого советчика князю, умницу и упрямца Твердяту Пенька…

– Сонными порезали, значит? – неожиданно спросил Искра, останавливаясь возле светца.

– Истинно… – кивнул ладожанин. – Дозорные только и сопротивлялись, да батюшка твой… ну, двое-трое ещё… а остальных…

– В шатрах, что ли?

– Шатры они только начали ставить, – нахмурился Смеян. – Я заглядывал, никого не нашёл. У костров все, иные в огонь и попáдали… Рога в руках, пир пировали…

– Сонных, значит? – обернувшись, повторил Искра. – С рогами в руках?

– Ну… – замялся Смеян.

Несообразность, проскользнувшая мимо сознания, затуманенного горем и страхом, только теперь сделалась для него очевидна.

– Пир пировали… – Искра снова заходил между печью и Божьим углом. – Там ведь кмети были один другого пригожей! Это сколько им пива надо было испить, чтобы до шатров не дойти и пальцем не пошевельнуть, когда убивать стали… У них с собой на корабле четверть столько не было! Даже если они там не пивом – зелёным вином заморским угощались… и то…

Смеян устыдился отрывочности собственных воспоминаний и решил подправить рассказ:

– Да их, видать, врасплох, стрелами… Почти в каждом стрелы торчали… – Кивнул на стол, где на чистом полотенце покоилось длинное оперенное древко, и в который раз повторил: – Эту вот из Радонежича мёртвого вынул, не одолели его, знать, один на один…

Искра остановился против Смеяна. Глаза у парня были пристальные.

– Отмывал ты её?

Смеян даже поперхнулся:

– Что ты, Твердятич… Принёс, как была…

– А видел ты стрелу, живое тело поровшую и вон вынутую? – тихо спросил Искра. – Видел?

Смеян озадаченно кивнул.

– Мне тоже доводилось, – продолжал Звездочёт. – Заметил небось, на ногу припадаю? Из стегна зимой доставали… – Он проковылял к божнице, вынул из-за резных ликов и показал Смеяну стрелу, посланницу финского лука: – Гляди! Харальд сберёг… Сквозь рудой пропиталась, отмывай её, не отмывай… А твоя? – Искра с видимым усилием подавил содрогание, поднял принесённую Смеяном и поскрёб её ногтем у оперения, потом возле жала: – И древко не вощёное… В горле сидела, говоришь?

Смеян молча кивнул. Он тоже знал, сколько крови бывает при таких ранах.

– Ты ещё сказывал, изрубили батюшку сильно… – не щадя себя, проговорил Искра. Его глаза сухо блестели в свете лучины. – И стрела глубоко в землю вошла, правильно я тебя понял? В лежачего, значит… Добивали, а может, и в мёртвого… верности для… Только кто ж стрелами-то, да ещё бронебойными?..

– Других… тоже, – подал голос Смеян. – Многих…

– А ты только и твердишь: зарезали да зарезали. – Искра криво усмехнулся. – Стало быть, всё верно запомнил, только сам себе объяснить не сумел… Ты ведь ещё стрелы привёз? Небось отдал уже людям?

– Да, – кивнул Смеян. И решился предположить: – Те тоже такие… Как будто… в мёртвых уже…

– И стрелы оставили, – наклонил голову Искра. – Хотя ратным людям не грех бы их и собрать, пригодятся небось. Да ещё и… траву эту…

Видение пожухлых крапивных стеблей, чьею-то глумливой рукой всунутых его отцу в мёртвые окровавленные уста, так и стояло у Твердятича перед умственным взором, и сердце билось глухо и тяжело и не успокаивалось ни в какую. Уста, что так ласково целовали его, когда он был маленьким и болел… Щекотали его усами и бородой, в которой тогда совсем не было седины…

Искра поборол дурноту и спросил:

– Так узнал, говоришь, батюшка боярина Щетину?