Меч мёртвых

Шестеро уцелевших оттекли от подёргивающейся, пульсирующей кровавыми струйками бесформенной груды и поспешили назад. Никто из них ничего не сказал. Они привыкли внушать страх, а сами до сих пор и не видели, что может сделать посвящённый кметь над любым таким, как они. И даже если кметь этот – девка с косой…

Луки Искры и Тойветту поворачивались им вслед, пока не сделалось ясно – совсем ушли, не вернутся.

Плот грозил разъехаться под ногами по брёвнышку, но Крапиве до этого не было дела. Развалится – она оседлает любое бревно, а до корабля доберётся. Она так работала шестом, что прочная жердь грозила сломаться в руках. И это не беда! Затрещит шест – ладонями станет грести…

Она несколько раз окликала отца, но человеческого голоса в ответ так и не дождалась. Лишь Волчок взлаивал то и дело, бегал вдоль борта, выглядывал из-за датских щитов то в одном месте, то в другом.

– Батюшка!.. – последний раз закричала Крапива, когда плотик с разгону ударился в смолёные корабельные доски. Она вскочила и прыгнула, но плот откачнулся, испортив прыжок. Крапива схватилась за один из щитов и повисла, вымочив ноги по бёдра. С недевичьей ловкостью подтянулась и махнула на палубу через борт.

Страхиня, взобравшийся на корабль следом за ней, огляделся и только покачал головой. И ладонью закрыл глаза Милаве, переданной ему с плота:

– Мёртвые здесь… Незачем тебе на них смотреть.

Куделька, привыкшая возиться с увечными и больными, была, понятно, покрепче, но и у неё лицо стало зелёное. Мертвецы уже мало напоминали живых. Беспощадное тление обезобразило красивые, сильные молодые тела – отроки с Суворовой заставы лежали раздувшиеся, потемневшие, склизкие. Жадные птицы, не дерзавшие подлетать к Твердятиному отравленному посольству, давно выклевали им смелые глаза, изодрали некогда пригожие лица…

Харальд отыскал Эгиля и подошёл к нему. Старого берсерка можно было узнать только по седым волосам да ещё по одежде. Всё остальное имело весьма мало общего с тем Эгилем, который жил в памяти Харальда.

– Я подарю тебе этот корабль, чтобы ты мог на нём добраться в Вальхаллу, – пообещал мёртвому другу сын конунга. – Помнишь, мы отправились было туда вместе, но похоже на то, что придётся тебе ехать в Обитель Богов одному…

– Не спеши зарекаться, Рагнарссон, – непрошеным встрял Страхиня. Они с Болдырем уже вовсю орудовали баграми, пытаясь выдрать из-под корабля вцепившиеся коряги. – Кабы не пришлось и тебе туда вознестись, и всем нам…

Две затопленные кокоры, обе в венцах воздетых корней, непреклонной хваткой держали корабль. Эх, не надо было Суворовой дружине доводить до смерти красавицу ель, княжившую над волоком!.. Может, и не случилось бы этой ловушки, которую даже двоим очень сильным мужчинам не удавалось ни раздвинуть, ни раскачать…

– Рубить надо, – сказал Страхиня и без дальнейших разговоров полез через борт вниз, в воду. Болдырь немного подумал и поднял из сваленного на палубе оружия хороший топорик. Боевой топорик, конечно, был легковат: его делали не для рубки мокрых корней, а для того, чтобы не отсохла рука, без устали махавши в сражении. Ну да ничего, сойдёт и такой…

Харальд, ижор и чернявый разбойник схватили багры и стали помогать Болдырю со Страхиней, а потом по совету молодого датчанина начали перетаскивать мертвецов поближе к корме, потому что корабль сидел носом, и нос следовало приподнять. Куделька и Милава сперва стояли обнявшись, придавленные. Но праздно леденеть от присутствия смерти было просто некогда: совершался последний труд, суливший спасение, и страшные человеческие тела скоро превратились в обычную тяжесть, которую следовало поднимать, передавать из рук в руки, укладывать… Одному Искре Твердятичу делать ничего не позволили. Велели взобраться на борт возле вант и стоять там, высматривая рысьими глазами – не спешит ли кто ищущий походникам гибели?

И только Крапива Суворовна ничего вокруг не замечала. Её отец лежал на носу корабля, возле прочной деревянной утицы для наматывания канатов. Как распутал с неё причальное ужище, освобождая лодью, так уже и не смог больше сдвинуться с места, прилёг отдохнуть, преклонил сивую голову на холодные доски…

Он узнал Крапиву, когда она над ним наклонилась.

– Дитятко, – выдохнули уста. – Доченька…

– Я броню тебе принесла, батюшка… – Крапива трясущимися пальцами развязывала заплечный мешок. – Счастливую твою… принесла…

Замятня Тужирич с его гриднями появились из леса, когда Болдырь и Страхиня, стуча зубами в воде, дорубали последние корни. Заметив их вдалеке, Искра начал было прикидывать, сколько времени они будут одолевать последнюю версту через топь: проводников у них быть не должно, а вряд ли они сами так хорошо знают все безопасные тропы, да и следы свои походники прятали как умели… Однако погоня двигалась гораздо быстрей, чем должна была бы. Искра присмотрелся и скоро понял, в чём дело. С Замятничами шли четверо из шести разбойников, утёкших с каменной гривы. И не было похоже, чтобы шли они по принуждению. Когда Искра об этом сказал, Болдырь начал сипло браниться и ещё яростней застучал топором.