Меч на ладонях

Дорогой Бобр и Кухля рассказали Захару, что Гуннар – потомок одного из скамеечников самого Трувора, брата Рюрика. Хобург – наследный лен Гуннара, и подчиняется он только киевскому столу, хотя и сдает мыт с проезжающих через Новгород торговых гостей. Городок их и сам имеет причалы, но торговать не может. Все товары только осматриваются и пропускаются в Новгород, а идущие из центральных земель Руси если имеют грамоты об уплате мыта, то тоже пропускаются. Главная задача Хобурга – быть заставой от диких варягов и свенов, что в срединные земли не в дружины русских конунгов идут служить, а в охотку пограбить.

В капище Гуннар попал, когда начал охоту за оскорбившим его учителем своих детей. Торвал Сигпорсон знатный был лучник, да вот от ветра в голове так и не избавился. Учил-учил сыновей ярла, а вчера смылся из бурга, прихватив дорогую шкатулку. Тот, само собой, погоню во все стороны послал, а сам к протокам пошел с десятком всадников. Когда отряд преследователей вышел к заброшенному капищу, то никто даже не думал, что древний храм обжит… За это чуть жизнями и не поплатились.

А места эти… Они всегда были нехорошими. И бабки, и ведуны о том говорят. Не ходят сюда ни охотники, ни рыбаки. Хотя протоки хорошие… Сомы должны быть… Бобровые хатки видны. Но места уж очень плохие. Все говорят, а в народе зря болтать не будут.

Рассказчики, не сговариваясь, сплюнули через левое плечо. Кухля согласно покивал головой и спросил Захара:

– Чей-то у тебя, паря, говор ненашенской? А этот вообще на половца похож. – Кухля кивнул в сторону Сомохова, щеголявшего по лесу в длинных выцветших шортах.

За Захара, задумавшегося над ответом любопытному смолянину, ответил Костя, прислушивавшийся к разговору.

– Так мы ж уже, почитай, годиков десять как дома не были. Даже не знаем, найдем ли родичей дома. Вот и говор не похож. – Костя кивнул в сторону Сомохова и тихо добавил: – А его сами и спросите, кто в роду до проезжих мужиков падок был: бабка аль прабабка.

Бобр осклабился, а Кухля, до которого шутка доходила дольше, прыснул от смеха.

– Ну ты и скоморошничать горазд, паря. – Бобр одобрительно жахнул Малышева по спине.

Учитывая, что Костя был выше его почти на две головы, выглядело это забавно.

Сломав лед недоверия, Малышев попробовал выяснить текущую политическую ситуацию. Но оказалось, что дружинники, хоть и приехали в Хобург из разных мест, в местной политике разбираются слабовато. Однако в общих чертах словоохотливые гридни[29] сумели прояснить соотношение сил на Руси.

Первым, что они сообщили, было имя бывшего киевского великого князя – Всеволод Старый, третий сын Ярослава Мудрого. Старым его прозвали за то, что пережил не только старших своих братьев, Изяслава Новгородского и Святослава Черниговского, но и младших – Вячеслава Смоленского и Игоря Владимирского. Всеволода любили, хотя и не одобряли его заигрываний с немцами и Византией. Рассказ о Всеволоде дружинники закончили новостью, что уж больше года, как помер старый князь. Новгородцы вон голову подняли, свободами в нос тычут. Плесковичи, которые из Пскова, тоже хороши: мыт принимают, а помощь, ежели чего, слать не спешат. Мол, сами справитесь. Совсем распутство. Святополк Изяславович в Новгороде дружину собрал да в Киев и подался еще год назад, стол взял, да и войну степи объявил. Что с него взять?! Молод да горяч. Старый, вона, со всеми в мире был, а новый так сразу воевать начал. С другой стороны, что делать-то: Олег Святославович, еще один из внуков Ярослава, к Чернигову подбирается, на Киев взгляд положил.

Бобр даже возмущенно сплюнул через свои выдающиеся зубы. Был он из-под Суздаля и считал Всеволода своим[30]. Дальше Захар и Костя слушали о том, что, по мнению Бобра, надо делать с теми, кто в тяжелую годину в спину брата ударить хочет. Кухля согласно кивал головой.