Меч на закате

— Я его видел. Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть сын, Артос.

— Две ночи назад я еще очень надеялся, что у меня его нет.

— Ах так? Он, что, тоже был зачат под кустом боярышника?

— Это сводилось к тому… Бедуир, ты возьмешь его в свой эскадрон?

— В мой? — по его голосу я понял, что его левая бровь взлетела вверх. — Я скорее подумал бы, что ты захочешь оставить его в своем.

— Правда? Нет, лучше, чтобы он как можно меньше болтался у меня за плечами. Ему придется отправиться либо к тебе, либо к Кею, а Кей не будет знать, как с ним обращаться.

— А что, это будет так непросто?

— Послушай, Бедуир, он был зачат в ненависти. Это гнусная история, и, если не считать Гэнхумары, она останется между мной и Богом — и в ненависти его вскормила мать и удерживала его при себе все эти годы. Это единственное, что он по-настоящему понимает; он чужой этому миру и не в ладах с ним, потому что его мать так по-настоящему и не произвела его на свет, пока ее смерть не оторвала его от нее, — я нащупывал нужные мне слова.

— он жаждет вернуться обратно в темную теплоту материнского чрева; и будучи в состоянии уйти от этого, отомстит всему миру, если сможет. Что из этого поймет Кей? Кей, в чьем понятии ненависть — это удар и разлетающиеся искры?

— В то время как я…

— Думаю, ты, по меньшей мере, знаешь, как ненавидеть.

— Необычная рекомендация.

— Не такая уж и необычная, поскольку человек лучше понимает в другом то, что он знает в себе. И может быть, даже простит это с большей готовностью.

— Звучит до странного похоже на совет любви.

— Любви? — переспросил я. — Нет, не любви. но я помню также, что Кей никогда не смог бы ездить на Вороне так, как это делал ты.

Наступившая тишина была заполнена негромкими, резкими звуками окружающего нас лагеря, а потом Бедуир заговорил снова, и его голос был странно холодным и невыразительным. И я осознал, что после всех этих лет, в течение которых мы были ближе друг другу, чем большинство братьев, я до сих пор не знал почти ничего о его жизни до Нарбо Мартиуса.

— По меньшей мере, это правда, что я знаю, как ненавидеть. Я ненавидел свою мать. Она утопила щенков моей суки у меня на глазах, а сука потом заболела молочной лихорадкой и умерла. Я часто не спал по ночам, изобретая различные способы убить свою мать, и, думаю, единственная причина, по которой я этого не сделал, заключается в том, что когда все осталось бы позади, я не мог бы больше к этому стремиться. А потом я вырос и стал мужчиной и понял, что слишком долго откладывал эту месть и что теперь уже никогда не убью свою мать. Так что я ушел из дома по дороге, ведущей в Константинополь, а остальное ты знаешь… Да, я возьму этого парня в свой эскадрон.

Он не предложил, как это сделала Гэнхумара, отослать Медрота прочь; но, думаю, немногим мужчинам дана беспощадная логика женщины.

На какое-то время появление Медрота стало темой для разговоров и шуток вокруг сторожевых костров, но в военном лагере есть более важные дела, чем юношеские похождения Медведя и появившийся в результате бастард, и вскоре с виду все стало так, словно по-другому никогда и не было. Теперь кажется странным, что расходившиеся по воде круги успокоились так быстро… Но мой сын и в самом деле хорошо разбирался в окружающем и обладал сверхъестественным даром сливаться с ним, что, с одной стороны, позволило ему почти незаметно найти и закрепить за собой место среди нас (думаю, даже Бедуир по временам — и сначала — почти не замечал нового всадника в своем эскадроне), а с другой, сочетаясь с неким холодным щегольством, помогло ему достичь быстрого успеха в том виде боевых действий, что ведутся с помощью засад и набегов. О нем постепенно начали говорить как о счастливчике, приносящем удачу в бою тем, кто за ним следует, а это многое значит для людей, живущих с мечом в руке; так что вскоре некоторая часть молодых воинов начала смотреть на него как на вожака.

В последующие три года у него было более чем достаточно возможностей упрочить среди них свою репутацию.

Три года то затихающих, то разгорающихся боевых действий, в течение которых варвары цеплялись за территорию кантиев и полоску земли между Южными Меловыми Скалами и морем, не в состоянии продвинуться дальше из-за противостоящих им войск Амброзия; в течение которых все больше и больше Морских Волков вторгалось на древние земли триновантов и иценов; и, казалось, каждый новый порыв ветра с востока приносил с собой новую стаю потрепанных черных боевых ладей, и на месте лагерей или поселений, которые мы сжигали утром, за одну ночь вырастали новые. На юге путь через море короче, а Морские Волки казались здесь более сплоченными и более упорными в достижении своей цели, так что все это было очень похоже на попытку загнать вздувшуюся реку в берега обыкновенной метлой. И всегда, стоило нам на мгновение отвернуться, чтобы ответить на фланговую атаку с юга или с севера, как поселенцы из долины Тамезис протягивали очередное испытующее щупальце к сердцу Британии.