— Что лучший, я не сомневаюсь, но не настолько подробный в некоторых местах. Например, в его отчете наблюдается удивительное отсутствие деталей о замешательстве в рядах левого крыла, лишившем нас полной и окончательной победы.
— Поскольку левое крыло было под моим началом, — отозвался Медрот, снова начиная поигрывать своими перчатками, — я могу с легкостью восполнить этот пробел. Кей не поддержал меня в самый решающий момент.
— Кей утверждает, что ты не нуждался в поддержке и что его резервы были гораздо больше нужны в другом месте — до тех пор, пока весь центр крыла не развалился без всякого предупреждения.
— Ну, впрочем, Кей всегда меня ненавидел, — сказал он.
— Кей не знает, как надо ненавидеть, — в том смысле, в котором мы понимаем это слово, — ответил я. — Он слишком похож на сакса. Для того, чтобы по-настоящему понимать, что значит ненавидеть, нужна кельтская кровь.
И мы посмотрели друг на друга, глаза в глаза, в кратком и могущественном затишье посреди шторма, который колотил в ставни и с шипением хлестал по крыше проливным дождем. Но от почти незаметного движения опал на плече Медрота загорелся огнем и на какое-то мгновение стал открытым глазом, внутри которого было некое странное и прекрасное преддверие ада.
Потом Медрот немного отступил.
— В бою не всегда легко выбрать — даже понять — где больше всего нужна помощь. Лично я знаю, что мне поддержка была нужна, как воздух, но, по-видимому, Кей так не думал. Пусть мой отец поверит, что я сделал в этом бою все, что мог сделать без нее.
— Кей утверждает здесь, что ты развернул свое крыло для атаки по слишком крутой дуге, так что его ряды расстроились и смешались, и в результате твой удар потерял всю силу.
— Похоже, в этом отчете было не так уж мало деталей!
— Это все, что там есть, — сказал я. — Но, о Бог богов!
Это же ошибка зеленого капитана эскадрона на его первых маневрах; а ты один из наиболее способных командиров конницы, Медрот; такая ошибка не для тебя!
Он отвесил мне легкий поклон; с его лица сбежали краски, так что в свете масляной лампы его глаза с чуть выцветшими веками казались накрашенными, как у женщины.
— Мой отец слишком щедр на похвалы… Но, конечно же, всегда нужно принимать в расчет рельеф конкретного участка; это лето было сырым, и почва в долине, чуть ниже того места, где проходило сражение, стала слишком мягкой для лошадей. К несчастью, даже самый способный из командиров твоей конницы не может приказать местности дать ему достаточное пространство для маневра.
У меня было такое чувство, словно я пытался удержать в пальцах блуждающий огонек, — чувство, которое всегда появлялось у меня, когда я имел дело с Медротом, — и я знал, что, какой бы цели я ни надеялся достичь этим разговором, я не достиг ее; я не достиг вообще никакой цели.
— Итак, — я положил письмо Кея обратно на стол рядом с собой. — Ты объяснил все просто замечательно.
И мой голос показался мне самому старым и безнадежным.
— Это все, что мой отец хотел мне сказать?
— Да. Нет, еще одно, — я делал усилия, чтобы очистить свой мозг от серого тумана усталости, который все еще накатывался на меня с такой легкостью. — Я сказал, что ты один из наиболее способных командиров моей конницы, и это чистая правда; к тому же тебе всегда удается привлекать к себе удачу в бою, поэтому у тебя много сторонников среди войска. Но люди следуют за тобой не из любви, так же как и ты ведешь их не из любви. Если ты сделаешь еще несколько подобных ошибок, то начнешь терять не только репутацию способного командира, но и репутацию счастливчика, а если ты потеряешь ее, ты потеряешь и своих приверженцев.
Он улыбнулся улыбкой, которая была тонкой и сладкой, как мед, намазанный на листья алоэ.
— Моему отцу нет нужды предупреждать меня; я знаю, что я могу себе позволить, с точностью до одного ногтя, и я не позволю себе ничего сверх того. Я никогда не играю не по средствам.
— Смотри, и не делай этого, — сказал я. — Только смотри, не делай этого, Медрот.
Улыбка стала еще слаще, но он продолжал играть своими перчатками — может быть, для того чтобы скрыть, что его руки дрожат.
— Мой отец позволит мне идти? Я очень торопился ответить на его зов и слегка промок.
В дверях, уже положив руку на золотистый офирский ковер, закрывающий плохо подогнанную дверь, он остановился и снова обернулся ко мне.
— В последнее время до моего отца доходили какие-нибудь новости из Арфона?
— А какие оттуда должны быть новости?
— Ну, разумеется, это всего лишь женские сплетни.
Говорят, что Мэлгун взял себе вторую жену.
Это меня удивило — не сами новости (потому что первая жена Мэлгуна умерла в прошлом году, а он был не из тех, кто может подолгу спать в одиночку), но то, что Медрот потрудился их сообщить.
— И начал строить еще одну часовню, — добавил он.
— Ну и что? Между этим есть какая-то связь?
— Новобрачная была прежде женой его племянника — конечно, это не сводная сестра, я признаю, но все-таки жена племянника — ее зовут Гуэн Аларх, — он злорадствовал, как старая сплетница, которой на язычок попало имя молодой женщины.