Меч над Москвой

Все ждали команды к построению, с любопытством посматривая в сторону блиндажа полковника Гулыги. А Миша Иванюта ждал не только с любопытством, а и с таким нетерпением, что почти никого не замечал вокруг, тоже неотрывно глядя туда, где стояла машина генерала Конева. Даже мысленно упрекал себя за это, ибо вместе с нетерпением закрадывалась в сердце тревога: ведь с ним уже не раз бывало такое - если чего-либо очень желаешь, оно не сбывается, а то еще и оборачивается неприятностью.

Увидел, как из землянки комдива вышло два генерала - оба стройные, рослые, с красными лампасами на галифе... Сердце у Миши неожиданно встрепенулось: в одном из них он узнал Чумакова Федора Ксенофонтовича; второй, видимо, был Конев. Генералы отошли в сторону от блиндажа и о чем-то заговорили. Миша даже издали заметил нахмуренность и озабоченность Федора Ксенофонтовича - дорогого для него, как и для всех, кто побывал под его командованием в первые недели войны, человека. И теперь еще больше загорелся желанием поскорее узнать причину появления в их дивизии Чумакова и хотя бы словом обмолвиться с ним...

А между тем Федор Ксенофонтович пытался убедить генерал-лейтенанта Конева отменить властью командующего столь суровый приговор военного трибунала дивизии...

- Пойми, Иван Степанович, я имею основание, как никто другой, презирать этого человека! - доказывал Чумаков Коневу. - Он еще в тридцать седьмом катал на меня ложные доносы в НКВД, потом пытался подвести под трибунал после выхода остатков моего корпуса из первого окружения!..

- Тем более не стану отменять приговор! - Конев смотрел на Чумакова с суровостью и упреком.

- Да он же посчитает, что не трибунал, не ты, а именно я, в порядке личной мести, взял его за шкирку и привлек к ответу!

- Пусть думает что ему угодно! Он сорвал наступление дивизии!.. Сколько из-за него людей погибло за Царевичем!

- Все это правильно! Понимаю!.. Ну разжалуй его в рядовые. Пусть кровью искупит... Это для него будет страшнее, чем расстрел, ибо он патологический трус!

- Я не привык отменять своих решений! - Конев раздражался еще больше, глядя на Чумакова с откровенной неприязнью. - Вон, в шестьдесят четвертой стрелковой полковник Грязнов тоже пытался выгородить одного своего подчиненного - майора Гаева! Все вы хотите быть добренькими, милосердными. А Военный совет фронта отвечает за боеспособность армий!

- Жалко старика Гулыгу... - Федор Ксенофонтович уже понимал, что ему не переубедить Конева, но все-таки не сдавался.

С поляны донеслась команда на построение. Конев и Чумаков видели, как командиры и политработники становились в строй, выравнивались. В это время из-за поворота оврага показалась группа людей: два красноармейца, держа наперевес ружья, конвоировали майора Рукатова... Нет, он уже не майор: воротник гимнастерки был без петлиц, рукава - без шевронов. Ни ремня на Рукатове, ни фуражки. Руки связаны сзади. Ссутулившись, бывший майор медленно переставлял ноги, на его желто-сером лице заметно пробилась щетина. Проходя мимо землянки комдива, он вдруг увидел генералов Конева и Чумакова. И будто все вдруг внутри в нем зажглось, а огонь выплеснулся только сквозь глаза. Сколько лютой ненависти заметил в них Федор Ксенофонтович!

Рукатов замедлил шаг и, глядя на него, сказал хриплым, незнакомым голосом:

- Жаль, что не успел я сквитаться с тобой, Чумаков! Повезло тебе... Не раздавил... - И зашагал дальше.

Лицо Конева передернула гримаса, отдаленно похожая на горькую улыбку.

- Ну, получил по ноздрям, ходатай?! - едко спросил он у Федора Ксенофонтовича. - За что именно он тебя так?

- Сам толком не знаю... В двадцать пятом году я его как никудышного командира роты выпроводил из своего полка на курсы. По глупости подписал нужные для этого документы... А после курсов мне вернули его - с повышением в должности... Пришлось опять убирать... А он оказался не только плавучим, но и мстительным...

Их разговор прервал вышедший из блиндажа полковник Гулыга. Он был бледен и хмур, глаза его казались ничего не видящими, неподвижными и таившими тяжкую душевную боль.

- Разрешите, товарищ командующий, привести приговор в исполнение? тихо, со сдерживаемым чувством отчаяния в голосе спросил он у Конева.

- Можете поручить сделать это без вас, - хмуро ответил Конев.

- Нет, я уж сам...

Миша Иванюта, стоя в строю рядом с Казанским, буквально на несколько секунд отвлекся к пленным немцам, которых по дальнему краю оврага препровождали к землянкам разведывательного отдела штаба дивизии.

- Вон моих "крестников" повели, - шепнул он старшему политруку Казанскому. - Надо не прозевать их допрос.