Меч над Москвой

Да, перешагнул он в усталости какой-то рубеж и, кажется, лишился возможности повелевать самому себе: не мог уснуть, не мог читать, и мысли делались порой своевольными, неизвестно откуда бравшими начало и куда исчезавшими. Вот и сейчас почему-то вспомнились Молотову дореволюционные времена... Пребывание в ссылке в Иркутской губернии... Его побег из ссылки в Казань. Почему в Казань?.. И память вдруг высветлила лицо Самуила Марковича Браудэ - присяжного поверенного из Казани. Он приехал в Иркутскую губернию, в чалдонское село, к сосланной туда жене-эсерке, ставшей потом коммунисткой. Браудэ отважился предложить Молотову (тогда еще Вячеславу Скрябину) свой паспорт для побега... Из Казани пробрался Скрябин в Петроград, где стал работать на нелегальном положении, участвуя в подготовке революционного восстания.

Ссылки... Тяжкие изломы судьбы. Жизнь там пусть не горела - теплилась, но продолжалась... Опять вспомнилось то далекое чалдонское село. Большой рубленый дом, встреча Нового, 1916 года; Собралось человек двадцать ссыльных - кто отбыл каторгу, кто прислан на вечное поселение. Кроме большевиков пришли эсдеки, эсеры. Пили местное пиво, дравшее горло (потом узнали, что оно настояно на курином помете), говорили тосты, вкладывая в них и свои противоречия. Но все-таки надо было праздновать Новый год, и решили "объединиться" хотя бы песней. Не получилось; молодежь запела "Интернационал" - международный пролетарский гимн, а старики затянули "Марсельезу" - гимн буржуазно-освободительных движений. На "пустом месте" вспыхнула ссора, и рассерженные старики покинули дом.

Вспомнился еще один соратник по другой ссылке - Сергей Иванович Малашкин... И еще один Новый год - уже в Москве... Малашкин - активный и бесстрашный участник боев с жандармами И солдатами на Пресне во время декабрьского вооруженного восстания в 1905 году. Неутомимый спорщик и говорун, всегда смотревший на собеседника с критическим прищуром глаз, над которыми топорщились косматые брови. Ссылка сдружила их. После Октябрьской революции Малашкин стал довольно известным писателем, но давно почему-то замолчал, хотя его романы и повести двадцатых годов вызывали необычный интерес у читающей публики, поддержку со стороны одних критиков и острые нападки других. Давненько они уже не встречались, не перезванивались.

Молотову вдруг стало весело, он даже беззвучно рассмеялся, вспомнив, как в двадцатых годах... Когда же это было?.. Да, подводит память... Наступил тогда очередной Новый год. Обитатели Кремля встречали его по-семейному - с женами, с детьми. Большинство мужчин и женщин были еще молодыми да озорными - в едином застолье произносили шутливые тосты и каламбурили, пели песни, плясали под патефон или гармошку, на которой мастерски играл Семен Буденный.

Во второй половине ночи застолье начало редеть - первыми разошлись жены и дети. А в Сталина как бес вселился! Возбужденный, он сидел рядом с Буденным напротив Молотова.

"Я бы не прочь сейчас куда-нибудь завалиться, сменить обстановку", - с веселой дерзостью, но тихо сказал Сталин, обращаясь к Молотову.

"Интересно?! - с ухмылкой отозвался Молотов. - Появится сейчас генсек с компанией, скажем, в ресторане "Националы"! Во будет пассаж!"

"Нет, куда-нибудь бы на нейтральную территорию, без соглядатаев", ответил Сталин.

"Махнем на конный завод, - предложил Буденный. - Я сейчас позвоню, и, пока доедем, там стол накроют".

"А чем будут угощать - овсом или сеном?" - с напускной серьезностью спросил Молотов.

"Возьмем с собой, что требуется", - не принял шутки Буденный.

"Тогда я согласен, - сказал Молотов. - Только поедем не к лошадям, а давайте к моему другу Сергею Малашкину. Ты, Коба, его знаешь".

"Ну как же! Знаю этого романиста и спорщика".

"Он живет совсем рядом. А жена его, Варвара Григорьевна, - воплощение гостеприимства", - напомнил Молотов.

Минут через двадцать взволнованный Сергей Малашкин открывал дверь неожиданным гостям, хотя Молотов успел позвонить ему по телефону о приезде. В столовой уже проворно хлопотала Варвара Григорьевна, расставляя на столе посуду, закуски. Но гости приехали со своей "королевской" закуской и выпивкой - бочонком соленых арбузов и оплетеной бутылью грузинской чачи. На плече Буденного висела гармошка.

Новогоднее веселье продолжалось. Малашкин, произнося приветственный тост в честь гостей, от волнения назвал Буденного не Семеном Михайловичем, а Михаилом Семеновичем. Это дало повод для шуток. Затем новые тосты, песни и пляски под гармошку. Новогодняя ночь позволяла, по обычаю, не особенно соблюдать тишину, если бы не одно обстоятельство. Сталин, как бывший студент духовной семинарии, любил церковные песнопения и знал духовные обряды. Его репертуар давно был знаком и Молотову, и Буденному. И в квартире, словно на клиросе, зарокотал слаженный хор, над которым властвовал высокий и резкий голос Сталина...