– Слишком близко, – сказал Боск и показал место, где надлежало оказаться концу копья.
Пакс немедленно передвинула свою жердь туда, куда указывал капрал.
– Теперь опускаем копья на плечо, – скомандовал Стэммел. – Делай – два!
Отпустив жердь и толкая ее назад, Пакс почувствовала, как конец шеста отрывается от земли. Ей удалось прижать его к нужному месту прежде, чем кто-либо обратил на это внимание. Некоторым повезло меньше: сзади раздались недовольные возгласы капралов и сержанта: никто не сумел удержать падающую жердь под контролем. Наконец все новобранцы привели свое условное оружие в надлежащее положение.
– На счет «три» – левую руку вниз и поднимаем копье, кладя его всем весом на плечо, – продолжил Стэммел. – Делай – три! Отставить!
Пакс только-только приподняла копье, судорожно стараясь не выпустить его из-под контроля, а сзади уже раздалась сдавленная ругань кого-то, на чью голову опустилась жердь стоявшего впереди.
– Держите вы свои деревяшки крепче, – недовольно сказал Стэммел и вновь скомандовал: – Делай – три! Нет, отставить! Еще раз…
Это движение взвод повторял бессчетное количество раз, пока все новобранцы более или менее научились держать жердь в нужном положении. Руки Паксенаррион затекли, ладони, по которым скользила деревянная жердь, горели.
– Обратно в казарму будем возвращаться, неся копья на плече, – объявил Стэммел. – И в ваших интересах не выглядеть такими же болванами, как остальные группы. Кто уронит жердь – голову оторву! – И сержант погрозил подчиненным кулаком.
Взвод Стэммела умудрился вернуться в казарму первым, не уронив при этом ни одной жерди, чем немало удивил других сержантов и вызвал зависть остальных новобранцев.
Мало-помалу обучение двигалось вперед. Новобранцы получали все меньше ударов и уколов от Сиджера (никогда, впрочем, не избегая их окончательно); копья начали казаться более или менее управляемыми. Пакс, содравшая кожу на левом предплечье, тренируясь в стрельбе из лука, научилась правильно держать согнутую в локте руку. Все новобранцы получили немало ссадин, ушибов, синяков и порезов, но единственным серьезно пострадавшим во взводе Стэммела был Микель Фальссон, сорвавшийся со стены во время ремонтных работ и переломавший себе обе ноги. Кости срослись, но хромота осталась, и парню пришлось перейти на работу в оружейную мастерскую.
– Ему еще повезло, что он совсем без ног не остался, – сказал Девлин. – Я такого кошмарного перелома никогда не видел.
Пакс поежилась, вспомнив торчащие из раны белые осколки костей.
В разговор неожиданно включилась Эффа:
– Вот почитай он Геда…
– Прекратить! – привычно оборвал ее Девлин. – Никаких разговоров о религиях, священниках и святых в нашей роте.
– Но почему? – возмутилась Эффа. – Я слышала, что в роту герцога Пелана набирают последователей Геда.
– Раньше так и делали, а сейчас перестали.
– Когда я записывалась, то сказала о своей вере сержанту, и он ответил, что это хорошо.
– Сержант Стэммел так сказал тебе? Ладно, значит, так оно и есть. Чем больше таких, как ты, в роте – тем лучше. Ты же знаешь, что слово командира для нас – закон.
– И все-таки…
– Эффа, отвяжись, – дернула ее за рукав Арни. – В конце концов, это действительно не наше дело.
Но не в характере Эффы было так просто отступить. Она все время приставала с вопросами к командирам или к товарищам, выясняя все, что ей было интересно, до мельчайших подробностей. А главное, она не оставляла попыток обратить в свою веру тех, кто, по ее мнению, был добродетелен (например, Пакс, Сабен или Арни), но не просветлен. Эти уговоры изрядно надоели Пакс.
– Я поклоняюсь своим богам, – в очередной раз объясняла она. – Мне их хватает за глаза. Моя семья поклоняется им много поколений, и я не вижу смысла что-то менять. И потом, каким бы великим воином ни был Гед, он не мог стать богом. Так боги не появляются.
Развернувшись, Пакс пошла прочь от Эффы.
В то же время с Сабеном и Арни она с интересом обсуждала тему религии: каждому было чем удивить своих товарищей.
– А моя семья, – начал свой рассказ Сабен, – ведет род от кочевников-коневодов. Еще дед деда моего отца кочевал по равнине. Сейчас у нас ферма, мы выращиваем лошадей и другой скот на продажу, но у каждого из нас всегда с собой кусочек конского копыта, а на свадьбах и похоронах мы танцуем с лошадиными хвостами и символической упряжью.
– То есть вы поклоняетесь лошадям? – поразился Вик.
– Да нет же. Наши боги – Гром Табуна, Северный Ветер и Черноглазая Кобыла – боги плодородия. Ну это почти то же самое, что Альяния – Госпожа Мира. А вот семья моего дяди поклоняется Гутлаку…
– Великому Охотнику?
– Ну да. Так мой отец всегда уходит с их ритуальных плясок, считая, что не имеет права участвовать в них.
– Я бы тоже не стал, – поежился Вик.
– Городской мальчишка, – заключила Пакс. – Мы хоть и сменили дикую охоту на разведение овец, но все равно признаем за Гутлаком великую силу.
– Да я знаю. Просто не по себе мне от этих сильных и великих охотников. А у нас в семье чтят Великого Господина, потом Альянию, Сертига и Адиана…
– А это кто такие? – спросила Пакс.