Меч, палач и Дракон

Гийом повернулся лицом к воротам, закрыл глаза и хлопнул в ладоши, отпуская натянутую до придела нить заклятия.

— Вперед! — скомандовал он. Штурм начался.

Когда Марк де Мена в числе первых достиг ворот, дерево на створках стало мягко осыпаться, будто бы разом постарело на полтысячи лет.

Лейтенант пнул ворота — сапог пробил дыру в трухлявой древесине. Марк отступил, давая место солдатам. Те дружно ударили плечами и выбили створки. Стальная змея ворвалась в беззащитное поселение. Каждый воин-зуб из ее пасти предвкушал богатую добычу.

Золото — владыка всех металлов. Повелитель государей, король королей. Нет ничего, что не было ему подвластно. Отблеск его манит, затмевая разум. Люди забывают о боли и смерти, о совести и вере.

Луис де Кордова знал об этом, идя на штурм. Он справедливо полагал, что перед алчностью солдат и моряков ничто не устоит. Забыл лишь об одном: о доблести защитников, в чей дом ворвались его ландскнехты.

Бронза против стали; лук против арбалета; храбрость и отчаянная доблесть мирных жителей против опытных, холодных сердцем солдат, для которых убийство — работа.

Поэт Луис мечтал об открытиях, он открыл для себя кошмар городской бойни.

Солдаты и моряки захватили площадь за стенами и расстреляли из длинных луков и тяжелых арбалетов защитников, не успевших спуститься вниз. Перебили их, словно голубей на охотничьей забаве. После чего конкистадоры устремились к храму, чья золотая крыша притягивала их как магнит железо.

Почти безоружные турубары бросились на защиту святыни. Прямо на стену пик и алебард, под убийственные залпы арбалетов. Раненные и умирающие устлали землю, скрыв ее от небесного взора. Ноги конкистадоров скользили в крови их жертв.

Захватив храм камоэнсцы укрепились в нем и разделившись на отряды, продолжили бой за город, наметив своей главной целью цитадель на возвышенности — предполагаемую резиденцию местного владыки.

Турубары дрались за каждую улицу, стреляли из луков, метали камни с крыш. Мужчины, женщины, дети-подростки. Камоэнсцам наступали, штурмуя дома, убивая всех, кто вставал на их пути, не останавливаясь не на миг. Стоило малочисленным отрядам остановиться — и они бы тут оказались зажаты в людском море. Туземцев было в двадцать раз больше.

Конкистадоры шли вперед, не считаясь с потерями, понимая, что город нужно взять до темноты. Они убивали в бою; убивали, мстя за товарищей; убивали, чтобы нагнать страху; убивали, потому что сами боялись.

У резиденции местного владыки завязалась особо жестокая, даже по меркам этого кровавого дня, схватка. Здесь укрепились ягуары-топорники, враги умелые и опасные.

Трижды Луис де Кордова водил солдат в атаку, и трижды они отступали, оставляя на каменных ступенях убитых и раненных. Страшные идолы-животные, взиравшие на битву со стен резиденции, защищали своих детей.

— Убей их! Обрати в пыль! Изничтожь! — прокричал на ухо подоспевшему Гийому оглохший от криков поэт.

Маг — помогавший то одному штурмовому отряду, то другому — не стал спрашивать, кого тот имеет ввиду. Отдышался — давно так не бегал — и приступил к делу.

Грохот рушащейся стены с идолами заглушил и крики ягуаров, гибнущих под каменными блоками(их здесь не скрепляли раствором), и мучительный кашель Гийома, харкающего кровью на пыльную землю.

Он — боевой маг — лучшей в своем ремесле, привыкший останавливать войны малой кровью, был в тот день мясником, руки которого устали от топора.

— За Камоэнс! За Белое и Синее! За мной! — истошно завопил Луис, подбадривая своих воинов, и стал карабкаться вверх по лестнице заваленной рухнувшей стеной.

Во внутреннем дворике его встретили последние защитники Мапаяна. Восемь израненных бойцов.

Луис сразу выделил из них одного — высокого в трофейном камоэнском доспехе. Пластинчатые латы воина были иссечены, шлем потерян, бритая голова с татуировкой, вся в крови.

Де Кордова бросился на него. За убийство вражеского вождя в древнем Камоэнсе награждали мечом из рук короля. Он — советник финансов, поэт и знатный гранд — когда пришло время, быстро вспомнил науку убивать, которой его обучили в юности. Радость от победы, от вида сраженного врага оказалась не меньше той, что даровали поцелуи любимой и удачно сложенные сонеты.

Луис рассчитывал на легкую победу. Туземец, пусть даже ягуар, не мог сравниться с настоящим рыцарем. Алый с белым плюмаж на шлеме конкистадора гордо топорщился, предвещая ему победу.

Вождь ловко увернулся от его рубящего удара, шагнул вперед и вбок, и с такой силой ударил поэта своим топором под правую руку, что латы треснули. Де Кордова упал на колени, от боли у него потемнело в глазах. Добить его вождю не дали. Воины с обоих сторон вмешались в поединок.

Когда Луис, вытащенный из схватки, пришел в себя, то увидел, что вождь остался в одиночестве. Ландскнехты избегали его, вращавшего длинным трофейным мечом, в котором раненный узнал свое оружие. Причиной боязни были шесть их товарищей бьющихся в агонии на каменном полу.