Меч Пересвета

– А зачем он мечи зарыл в наш огород? – вдруг подал голос Батон. – Дед, между прочим, там до сих пор роется, как экскаватор, думает сундук с деньгами найти. Вчера телеграмму прислал: «Пока нет, но скоро будет!» Ну, не вышло открытие подстроить, так забери мечи назад в Москву, продай там… или хотя бы дома под кровать кинь. Зачем же было в чужую картошку зарывать?

Наступила тишина. Все сосредоточенно размышляли. Первым подал голос Миша:

– Наверное, он просто не мог их забрать. Мы уезжали с ним вместе, я бы заметил лишнюю сумку, мог спросить, что в ней, вот он и боялся. Вероятно, он хотел их спрятать до времени.

– Допустим, – поморщилась Юлька. – Но вы-то уехали в конце августа, а мы мечи нашли в начале октября! Почему он столько времени за ними не приезжал, скажет мне кто-нибудь?

– Дела? Занят был? – предположил Батон.

Никто даже не улыбнулся. В гостиной Нино Вахтанговны снова повисло молчание.

– Более всего мне жалко Таню, – тихо сказала, наконец нарушив его, старая актриса. – Действительно, в восемнадцать лет такие удары слишком тяжелы. Если бы можно было хотя бы отвлечь ее от этого подонка со сладкой рожицей… Девочки, никогда в жизни не влюбляйтесь в красавчиков! Чем бельмондистее мужик, тем лучше!

– Чем – что? – чуть не подавился пахлавой Батон.

– Бельмондистее. То есть похож на Бельмондо. Жизнерадостная обезьяна гораздо надежнее, чем самовлюбленный красавчик. Натэла, имей это в виду!

Все находящиеся в комнате мужчины, включая Игоря Петровича, дружно взглянули в огромное зеркало на стене. Атаманов остался весьма собой доволен. Пашка, наоборот, нахмурился, скорчил в зеркало зверскую рожу и покосился на Соню. Та, не замечая его гримас, о чем-то сосредоточенно думала. Потом медленно произнесла:

– Кажется, я знаю, как поступить…

– Соня, ты гений! – воскликнул Полторецкий-старший, когда Соня закончила излагать свой план.

Девчонки дружно заверещали от радости, Миша широко улыбнулся. Атаманов и Батон показали друг другу большие пальцы. Пашка повернулся к деду и серьезно спросил:

– Петрович, если женщина и красивая, и умная, – это опасно?

– Это со-кру-ши-тель-но! – хлопнул ладонью по колену генерал. – И потому говорю тебе еще раз: проведи сравнительный анализ своих умственных данных и мозгов присутствующей здесь очаровательной мадемуазель, как следует подумай, взвесь все варианты и неизбежные последствия и…

– Женись! – с триумфом закончила Нино Вахтанговна.

Грянул хохот, от которого задрожали стены. Не смеялись только Пашка и Соня, задумчиво уставившиеся друг на друга.

– План действительно заслуживает признания, – отсмеявшись, признал Игорь Петрович. – Но мне только непонятно, каким образом мы заставим Соломона Борисовича играть по нашим картам.

– Вот уж что будет как раз очень просто… – улыбнулась Соня. – Позвольте мне.

И прежде чем кто-нибудь из компании понял, что она хочет делать, Соня достала мобильный, набрала номер и заговорила:

– Шолом, Соломон Борисович. Это Соня Гринберг. Нет, мамы еще нет в Москве, но она будет через три дня, в субботу. Правда, ненадолго, двадцать первого снова улетает, в Вену. Не за что, не за что… Соломон Борисович, не могла бы я попросить вас о небольшом одолжении?

В субботу к вечеру дождь прекратился и из серых облаков вылезло неяркое осеннее солнце. Пятна «зайчиков» запрыгали по стенам гостиной Нино Вахтанговны, где, как и три дня назад, собралась вся компания Юльки Полундры плюс Миша Варламенко, плюс Игорь Петрович и бабушка Нинико, плюс… Таня.

Никто из Юлькиной компании до последнего не верил, что Таня согласится на задуманную авантюру. Не сомневалась только Натэла, твердо заявившая: «Если бабушка берется – все будет хорошо!» Так и вышло. Старая актриса полтора часа проговорила с девушкой по телефону, терпеливо выслушивая Танины рыдания, стоны, уверения, что она не хочет, не может, не будет никогда и т. п. и т. д. – и все-таки добилась своего. В субботу, в пять часов вечера, Таня стояла на пороге Натэлиной квартиры – растерянная, заплаканная, с растрепанными волосами, комкающая в руках свой нелепый берет с помпоном.

– М-да… – покачала головой Нино Вахтанговна, смерив Таню с головы до ног придирчивым взглядом и остановившись на распухшем от слез, блеклом личике. – Тут придется поработать, а времени мало. Ну-ка, сильная половина, марш на кухню! Натэла, еда в доме есть? Вот и пусть они там едят! И не лезут пока!

Пацаны и генерал были насильно выставлены. Натэла в качестве компенсации выставила перед ними на стол огромный, как колесо, мясной пирог, а сама вихрем помчалась обратно в гостиную, где из распахнутого зеркального шкафа уже летели вечерние платья матери Натэлы, актрисы Театра драмы. Их выбрасывали одно за другим Юлька и Белка, Соня расправляла каждое и раскладывала по креслам и дивану, а Нино Вахтанговна уговаривала вытаращившую от растерянности глаза Таню:

– Ну же, деточка, раздевайтесь, посмотрим, что можно сделать. Ваш выход через два часа, а вы ни капли не готовы!