– У старика Герарда Русильонского те же симптомы, но у него это началось на несколько часов позже. Он сумел добраться до собственной постели. Ему трудно дышать, и он слабеет.
Я вспомнил, как невольник давал мне лекарство.
– Мой слуга Озрик должен дать ему то же снадобье, что давал мне. Оно, похоже, помогает.
– Наши молитвы тоже могли помочь, – тихо напомнил Алкуин, но согласился со мной и встал на ноги. – Когда достаточно окрепнешь, сможешь вернуться к себе.
Не успел он выйти, как в дверях появились обеспокоенные Хроудланд и Беренгер. Мне удалось поднять голову, чтобы поздороваться с ними. Лицо графа выразило облегчение.
– Хорошо, что ты очнулся, Одноглазый, – сказал он. – Мы уже думали, что тебе конец. – Он подошел к постели и положил руку мне на лоб. – Слава богу, лихорадка прекратилась.
– Тебе снова везет, Одноглазый, – проговорил Беренгер, как всегда, весело. – Выздоравливаешь в королевском доме. – Он усмехнулся. – Я всегда знал, что на пирах плохо кормят, но не думал, что
Я слабо улыбнулся. В животе было такое чувство, будто лошадь лягает в кишки.
– Поправляйся скорее, – продолжал он. – Через две недели будет роскошная охота, первая в сезоне. Ты не должен ее пропустить.
Хроудланд с возбужденным видом шагал туда-сюда по комнате.
– У тебя есть подозрения, чем ты отравился? – спросил он.
Я покачал головой. Вспомнилось, что ел я копченого угря, свинину с клецками, а потом овощную похлебку с курицей.
– Может быть, я что-то выпил.
– Все мы отдали должное вину Ансеиса, но заболели только ты и Герард.
– Что ты хочешь сказать?
Граф тщательно выбрал слова:
– Кто-то мог намеренно навредить тебе.
Я не сразу понял все значение его слов и удивился.
– Хочешь сказать, что кто-то пытался меня отравить? С чего бы?
Он поколебался в нерешительности.
– Все знают, что ты мой близкий друг. Это могло быть предупреждением или просто стремлением навредить мне.
– Я по-прежнему не понимаю.
– Король сказал, что назначит меня на следующую освободившуюся важную должность. Другие хотят это место для себя. Они считают меня препятствием для своих притязаний.
Я снова подумал о смутном намеке Алкуина на подстерегающие при дворе опасности и сказал:
– Это кажется весьма смутной угрозой.
– Но еще есть Ганелон.
Я не сразу понял, о ком он говорит.
– Ты имеешь в виду своего отчима?
– Он меня ненавидит. Впрочем, взаимно. Ганелон думает, что я настраиваю свою мать против него. Если он разведется с ней, то потеряет большую часть богатства и влияния.
Я вспомнил, как человек в желтой тунике смотрел на меня на пиру. Но, конечно, невозможно, чтобы Ганелон был способен так быстро меня отравить. К тому же мне трудно было поверить, что семейная вражда могла быть столь ожесточенной, вплоть до убийства. Я почти решил, что болезнь вызвана несчастным случаем, и в будущем надо быть осторожнее с едой. Но сперва мне хотелось поговорить с Озриком. Он знал, как меня лечить, а значит, мог и знать, что вызвало недомогание.
Беренгер начал рассказывать непристойный анекдот, вдруг дверь отворилась, и ворвался уже четвертый за день визитер, кого я совершенно не ожидал увидеть и только вытаращил глаза: это была принцесса Берта.
Беренгер тут же замолк и поклонился.
– Мы как раз уходили, Ваше Высочество, – вежливо проговорил он и в то же время бросил на Хроудланда многозначительный взгляд. Вместе они направились к двери, и я в замешательстве увидел, как Беренгер обернулся и из-за спины принцессы подмигнул мне.
Я был весьма удивлен. Женщина произнесла:
– Очень рада видеть, что вы выздоравливаете.
Она чудесно выглядела в бледно-голубом платье из какой-то мягкой облегающей материи, перехваченном на талии тонким серебряным пояском. Длинные светлые косы висели свободно, как в тот раз, когда я увидел ее впервые, но янтарного ожерелья теперь не было.
– Очень любезно с вашей стороны навестить меня, – промямлил я.
– Вы так прекрасно рассказали историю про Троила. Отец говорит, что вы прирожденный рассказчик.
Голос принцессы звучал приглушенно и мелодично, у нее была такая же прямая манера разговаривать, как у короля. Она подошла и села у моей постели на табурет, где раньше сидел Алкуин. До меня донесся слабый аромат розы. Принцесса разгладила платье на груди.
– Его постоянный бард в бешенстве.
У меня на мгновение возникла мысль, не он ли подложил мне яд в качестве угрозы.
– Зигвульф – красивое имя. Жаль, что все зовут вас Одноглазый.
Я задумался, откуда ей известны такие подробности, но дама уже протянула руку, чтобы снять мой наглазник.
– Так будет удобнее.
Без наглазника я почувствовал себя беззащитным, словно голым. Тут я вспомнил, что она была в комнате, когда ее отец прокомментировал мои разноцветные глаза.