Меч Руса. Волхв

Встречный поток воздуха бешеной струей взметнул гриву коня, засвистел в ушах. Ворон нагнулся ниже, припадая к гриве. Кочки с желтой высохшей травой, разбросанные по серой морщинистой корке земли, понеслись стремительно навстречу. Потом копыта гулко застучали по спекшимся комьям суглинка, взбивая рыжую пыль. Это было пересохшее русло, и здесь должна была решиться его судьба. Он снова оглянулся на погоню и понял, что хазарские тонконогие кони быстрей и выносливей. Ворон протянул вперед руку с растопыренными пальцами, повернул ладонь навстречу тугим струям сухого горячего воздуха и зашептал спекшимися губами подаренный ему когда-то на дорогу древний заговор: «О, великий Стрибог, ты вершитель дорог, повелитель ветров, ты возьми меня здесь под защиту-покров, ты мне, малому ветру, дай быстрее лететь, стрелам вражьим не дай свою птицу задеть. Я тебе помолюсь, поклонюсь всем ветрам, я клянусь Алатырем служить тебе сам». Он запечатал заговор, сжав пальцы и коснувшись кулаком лба. Но ничего не происходило, только легкий ветерок вскружил позади облачко пыли и уронил его под быстрые ноги коней нагонявших его хазар.

«Видно, спит еще древний Бог», – подумал невесело Ворон.

Он вновь выставил вперед руку и стал просить великую Стрибу ^[2]помочь ее Ворону-сыну. Женское сердце богини откликнулось на его зов, он почувствовал горячий толчок в ладонь. Потом откуда-то сверху упала волна холодного воздуха, ударила в спину, толкая вперед.

– Спасибо тебе, о великая Стриба, – прошептал Ворон и обернулся назад.

Позади ветер бешено крутил любимую пляску Стрибы, поднимая вверх целые тучи пыли вперемежку с клочками сухой травы.

Хазары с ходу влетели в эту круговерть, и теперь их кони испуганно ржали, вставая на дыбы. Песок слепил глаза кочевников, врываясь с назойливыми, вездесущими струями воздуха в узкие щелочки глаз. Весь мир превратился для них в сплошное облако пыли, где невидимые руки вихрей хватали их, трясли и вертели, пытаясь стянуть с коней за длинные полы халатов.

Тем временем в далекой Тмутаракани начинался обычный день. Едва серый камень городских башен раззолотило туманное солнце, как стражники отомкнули со страшным скрипом тяжелые, окованные железом ворота. У причалов и лабазов, тянувшихся по берегу длинными рядами, засуетились приказчики, замелькали согнутые серые фигуры грузчиков с тяжелыми мешками на плечах. На торг, который раскинулся здесь же, неподалеку от причалов, почти под самыми стенами острога, потянулись разноплеменные купцы в богатых и многоцветных одеждах. Словно пестрый разноязыкий ковер, они быстро покрыли всю торговую площадь. Впрочем, не менее оживленными в это время года были и причалы, где стояло великое множество самых разнообразных судов: славянские торговые ладьи, тяжело груженные хлебом и мехами, византийские хеландии, галеи и фортиды из Трапезунда и Синопа, забитые сладкими винами и дорогими тканями. Это было самое удачное время для торговцев; в обе стороны корабли уходили доверху груженные товаром. Монеты скользили из рук в руки, товары переносились с корабля на корабль, а довольные сделкой купцы хлопали друг друга по рукам и осушали кубки с вином или пенистым медом, завершив удачные сделки. Казалось, если жизнь и может быть на земле, то она должна быть именно такой, как здесь; веселой и богатой, с привкусом пряностей и сладких вин, под мягкий звон золотых монет. И весь город, населенный людьми, и крепость вокруг него, казалось, тоже созданы только для того, чтобы вечно жил и процветал купеческий мир, вдохновляя всех остальных своей роскошью и богатством.

Но не все в этом мире подчинялось законам, написанным золотом. В этот час на востоке от города, там, где взошло ослепленное собственным сиянием солнце, на высоком холме стоял человек, который жил по другим законам; он ничего не покупал и не продавал, в отличие от большинства жителей торгового города, и не знал вкуса золота, как небесный дух не знает вкуса еды. Этот человек молча и задумчиво смотрел с высоты на город, и его длинная тень тянулась далеко по степи к каменным пепельно-серым стенам острога, словно пыталась проскользнуть на узкие улицы прежде, чем туда ступит его нога. Человека, который пришел сюда, чтобы изменить мир, повернуть ход истории и свершить то, что свершали до него только великие пророки.