За невысоким плетнем виднелись причудливые кроны двух высоких вишен, раскидавших свои ветки с багряными ягодами по серой спине странно изогнутой крыши. Она, поднятая над дорогой крутым плечом холма и оторванная от земли белизной стен, словно перевернутая кверху дном тростниковая лодка, которая все еще пыталась плыть в небесную синеву, вырываясь из зеленых сетей поникших вишневых веток, спутанных неумелыми руками бестолковой древесной пряхи. Велегаст усмехнулся, глядя счастливыми глазами на неподражаемый изгиб крыши. Уж он-то знал, что это кривой дуб, срубленный его отцом далеко отсюда, на склоне Медвежьей горы. Там, на ее вершине, находилось святилище Велеса, и могучий Бог приходил туда отдохнуть и послушать людей. Когда он поднимался в гору, то рука его опиралась на кроны деревьев, сгибая их страшной силой навечно. Такие деревья, отмеченные рукой самого Велеса, должны были приносить в дом достаток и счастье.
«Достаток и счастье», – вспомнил Велегаст немудреную формулу той далекой, почти позабытой жизни. Ни богатства и роскоши, ни власти или злата, а любви и здоровых детей – вот чего хотели построившие этот дом люди. Созданный из глины и сухой травы – плоть от плоти земли-матушки, как выросший сам собой белый грибок.
Сердце волхва забилось раненой птицей, он прислонился к плетню, не веря своим глазам. Словно увидел себя в прошлом: на плоском камне под вишней стоял белобрысый мальчишка, и женщина поливала его из кувшина водой. Точно так же он тоже когда-то стоял на этом же камне, и добрые руки матушки смывали с него въедливую пыль.
Только этот мальчишка оставался таким же, как сам Велегаст в детстве, лишь одну секунду, а в следующий миг уже начал нетерпеливо дергать руками, вертеть головой и извиваться всем туловищем. При этом ноги его словно сами собой приплясывали на плоском камне. Волхв присмотрелся и увидел, что женщина крепко держит мальчишку одной рукой, а другой то поливает водой, то сгоняет эту воду ласковыми длинными движениями маленькой женской ладони сверху вниз.
– Стой, Торопка, не вертись, – долетел ее певучий голос. – Осталось совсем немного, ну же потерпи. Не то я тебя накажу!
Угроза наказания только подлила масла в огонь, мальчишка резко присел и, крутанувшись юлой, вырвался из материнских рук.
– Стой, негодник! – рассердилась женщина. – Вот погоди, попросишь ты у меня поесть, ничего не получишь!
– А я и сам прокормлюсь! – задорно рассмеялся мальчишка и, высоко подпрыгнув, сорвал с вишни пару темно-красных ягод. Одну ягоду он быстро отправил в рот и, громко причмокивая, смотрел гордо и победоносно на свою мать, а второй крутил над головой, как маленьким флагом. – Ой как вкусно! Вкусно-превкусно!
Мальчишка подпрыгнул еще раз и сорвал еще пару ягод. И опять одну отправил в рот, а вторую только надкусил и стал рисовать истекающим алым соком на щеках круги, перечеркнутые крестами, и на лбу – скрещенные молнии.
– Я ратич, священный воин Перуна! – закричал маленький сорванец, выставляя напоказ разрисованное лицо.
– Молчи, Торопка! – испугалась женщина. – Услышат тебя христосники, затравят нас. Молчи, а то беду накликаешь.
– А я их не боюсь! – распетушился неслух. – Я на них плюю. Вот так!
Он запрокинул голову назад и, распрямляясь, с силой выплюнул вишневую косточку. Плевание косточками, видимо, входило в число его ежедневных упражнений, потому что выпущенный таким образом снаряд, набрав приличную скорость, красиво устремился по длинной дуге вниз, к пыльной дороге, лежавшей ниже по склону холма. Мальчишка пристально следил за полетом косточки веселыми темно-синими глазами, и, судя по его довольному виду, она должна была покрыть значительное расстояние. Но рекорд дальности плевка помешал поставить лоб волхва, который в мечтательном оцепенении стоял, держась за плетень. Косточка звонко ударила его чуть выше переносицы и, оставив красное пятнышко, отскочила. В этот момент глаза мальчишки и Велегаста встретились. Оба таращились друг на друга растерянно и удивленно. Но секунды оцепенения хватило, чтобы женщина наконец настигла озорника. Раздался звучный шлепок по голой попке.
– Гонь тебя высмоли, скрилек
[22]! – вскричала рассвирепевшая мамаша, хватая непослушную голову за ухо, словно специально для таких случаев задорно оттопыренное в сторону.Она вдохнула полной грудью воздух, чтоб создать достойный данного случая шедевр искусного переплетения средневековых бранных слов, как вдруг до ее сознания что-то дошло, и она, открыв рот, уставилась на Велегаста.
– Светлые боги! Это же волхв! Настоящий волхв! – понизив голос, изумлялась женщина, не выпуская детское ухо.
– Как вы сюда попали?! Вас же здесь убить могут! – спохватилась она. – Ой, да что же вы так на улице стоите?! Заходите, заходите скорей! – Женщина заторопилась открывать калитку, продолжая держать сына за ухо, словно не замечая его страданий.
И только когда Велегаст оказался под сенью хорошо знакомых вишен, она вспомнила про свое дите: