Он обернулся на своих воинов, и радости у него поубавилось; его други были ранены. Одному на плече пробили кольчугу, а другому одновременным ударом четырех крестов выбили руку, державшую щит. Сейчас эта рука беспомощно висела, причиняя воину мучительную боль. Монахи тоже это заметили и, перестроившись, вновь двинулись вперед, угрожающе подняв кресты. Теперь они шли, громко распевая молитву, подхватив ее с голоса отца Федора, и это укрепило их дух, их веру в свою исключительность и избранность Богом. Символ веры, который они несли над головами и который стал их главным оружием, больше не колебался в сильных руках. Теперь их удары будут точны, как никогда, и они больше не повторят своих ошибок, а отомстят, жестоко и безжалостно отомстят за смерть своего товарища.
Орша отодвинул назад воина с выбитой рукой, приготовившись вдвоем биться против одиннадцати верзил-монахов, но тут за его спиной раздался голос Велегаста:
– Подожди, друг мой, не спеши, у меня тоже для них есть гостинчик.
Волхв выставил вперед посох, держа перед собой сжатый кулак. Губы его быстро прошептали заклинание, разжимая словами кулак, и дунули на раскрывшуюся ладонь, где оказалась горсть придорожной пыли. Пыль слетела с его ладони крохотным вихрем, который вдруг стремительно стал разрастаться и набирать силу, превращаясь в маленький ураган. Тучи песка и пыли обрушились на черные капюшоны монахов, и те остановились, закрывая лица длинными широкими рукавами. Ветер все усиливался и усиливался, пытаясь разорвать черную ткань и повалить людей, одетых в нее, и вдруг он словно наткнулся на невидимую преграду. Струи его беспорядочно заметались, распадаясь на мелкие смерчи, и стали отступать и расползаться в разные стороны. Когда пыль почти улеглась, Велегаст увидел за спинами монахов священника, вытянувшего вперед руки с растопыренными пальцами, словно упирающимися в невидимую стену. Лицо его было гневным и красным от напряжения, глаза яростно выпучены и страшно сверкали. При этом он быстро говорил странные слова. Наконец отец Федор замолчал и схватился за крест, висящий на его груди. Другая рука его стала крестить монахов.
– С нами Бог! – закричал он густым басистым голосом.
– С нами Бог! – откликнулись ему монахи и снова двинулись вперед.
«Каков священник-то, ну чисто колдун», – подумал Велегаст, лихорадочно прикидывая, что бы такое сделать, от чего бы не было защиты у его противника.
Он уже вправил воину руку, пользуясь замешательством монахов, но этот временный успех не мог обмануть его. Враг был очень силен, силен, как никогда, и ему невольно вспомнилось видение его смерти: черный капюшон и толстые смуглые руки.
«Неужели все?» – эта мысль ядовитой змеей подползла к самому сердцу, сжав его холодным ужасом.
Нет, не его это мысль, а чужая предательская мыслишка, которую человек в черном внушает ему, пытаясь втиснуть в душу рабский страх перед чужим богом и спутать его мысли. Этот человек такой же волшебник, как и сам Велегаст, и, наверное, даже сильнее, но он должен одолеть его. Волхв поднял посох, и камень, вставленный в него, засветился.
– О великий Сварог, яви своего Священного Воина! – выкрикнул он в небо.
Вспышка слепяще-белого света полыхнула где-то над головой, и все увидели, как в чистой синеве воздуха возник прозрачный силуэт скачущего всадника
[41]. Стремительно наливаясь всеми оттенками золотистого и серебряного, всадник мчался на зов Велегаста, становясь из полупрозрачного призрака настоящим грозным воином, почти неотличимым от живого. Но священник ничуть не испугался, он словно ждал появления этого призрака. Руки его, сжимая крест, тотчас поднялись к небу, и он начал выкрикивать:– Именем Господа Бога…