Меч Руса. Волхв

Старец замолчал, и его тонкая, почти бестелесная рука устало легла на буроватую кожу плотного чехла, под которым смутно угадывались очертания книги. И едва пальцы мудреца скользнули по стертой поверхности этого свертка, как тотчас светловолосый отрок, благоговейно державший его перед старцем, принялся развязывать ремни, крепко сжимавшие кожаные створки таинственного хранилища мудрости.

Сверток раскрылся, словно неведомая птица, доселе хранившая тайну, стиснув ее в своих могучих объятиях, распахнула вдруг свои кожаные крылья, выпуская странное, непонятное существо жить своей собственной жизнью. Руки отрока, державшего это сокровище, чуть дрогнули, и раздался легкий звук, с каким рассыпается пучок тонких лучин. В тот же миг взору присутствующих открылись тонкие деревянные дощечки, испещренные знаками рун.

– Руны, – сказал Мстислав, почти не удивившись, словно ничего другого он и не ожидал от мудреца. Обличье княжеской власти не позволяло ему выказывать мирские чувства благоговения и трепета от прикосновения к тайне глубокой древности. И все же его умные проницательные глаза светились неподдельным интересом.

– Свенельд, – обернулся он к одному из своих дружинников, – я знаю, ты прибыл из северных стран, и меч твой покрыт такими же знаками.

– Да, мой князь, – откликнулся воин.

– Подойди и глянь, что принес нам этот старец, что говорят эти доски?

Воин, звякая железом, двинулся к отроку, державшему деревянную книгу. Тот было испуганно вздрогнул, но мудрец взял его за руку, и тот послушно застыл.

Приближаясь, грубые, тяжелые шаги воина становились все тише и короче, словно трепет перед неведомой тайной проникал в сознание чужеземца, продавшего свой меч гордому князю далекой Гардарики ^[51]. Наконец шаги стихли, и суровые глаза, не раз видевшие смерть, робко, почти по-детски заглянули в смуглые ладони дощечек.

Какое-то время Свенельд молчал, хмурясь, но видно было, что ему недоступна тайна написанного и лишь упрямство знатного воина не позволяет ему так просто отступиться, уронив свое достоинство. Наконец он решил, что время, положенное для глубоких размышлений, истекло. Воин поднял глаза и с важным видом повернулся к князю.

– В нашей стране «руна» значит тайна, и это как нельзя лучше подходит к тому, что я смог разглядеть на этих досках. Я знаю руны своего меча и руны, нанесенные на мой щит. Я знаю руны, дающие силу, и руны, несущие смерть, но здесь эти руны вплетены во множество иных рун, и связь их внятна только богам.

Свенельд отступил в сторону, с достоинством поклонившись князю, и видно было, как он гордился своими словами, которые и впрямь были очень умны для простого наемника. Одобрительный ропот иных дружинников красноречиво говорил, что речь его была люба, и он прибавил себе уважения, даже не дотронувшись до своего меча.

– Благодарю тебя, храбрый Свенельд, – молвил Мстислав.

Он одобрительно прищурился, проводив взглядом воина, словно оценивал его еще раз или хотел сказать еще что-то, но приберег это дорогое словцо на потом, до случая, когда рядом не будет других воинов. Князь хорошо знал, как ревнива воинская слава и как может сгубить хорошего воина слишком щедрая прилюдная похвала. Не раз бояре дрались между собой за первенство перед князем, а уж чужаку здесь не дали бы спуску.

Потом князь перевел задумчивые глаза на мудреца и смотрел долго и пристально сквозь него, словно видел что-то еще, недоступное другим, словно он, князь, и не торопится узнать, что же это за странная книга лежит в трепетных руках отрока перед ним и зачем старец нес ее к нему, князю Мстиславу, в далекую Тмутаракань.

Как купец на торгу, Мстислав не торопил время, чтобы дотронуться до предложенного ему диковинного товара, словно сбивал цену, которую, вероятно, предложит странный мудрец за свою тайну.

И старец тоже ждал, недвижимый и благостный, так, будто он снисходил до князя, он внимал его просьбам, он вершил судьбы людей, он мог карать или миловать, его воины ждали рядом приказа, так, будто он один имел в запасе целую вечность и мог ждать эту вечность, чтобы тайна его стала нужна. Нужна, как воздух, как эти воины, как все, без чего не может жить княжеская власть. Ни одна тяжкая дума не легла на лицо старика, ничто не смутило его.

Наконец Мстислав посмотрел прямо в глаза мудрецу. Князь был добр по натуре, и неудача его тонкой игры не злила, а веселила его, и потому взгляд его светлых глаз был немного насмешлив.

– Нам недоступна мудрость твоей книги, старик. Зачем же ты принес ее мне?

Мудрец встрепенулся, словно певчая птица, услышавшая знакомую песню.