В оцепенении пребывали и свидетели этого дикого и, как всем показалось, скоротечного боя. Ни кто и подумать не мог, что он закончится единственным молниеносным ударом. И что греха таить, глядя на то, с каким остервенением заросший дурным волосом дикарь сыплет на него удар за ударом, ждали неминуемой смерти столь юного поединщика, который несмотря на то, что был высок и крепок телом, рядом с грозным воином смотрелся подростком. А когда секира опускалась на его голову, редко кто из горожан удерживался от горького вздоха. А женщины уже заранее лили слезы, утирая их краем плата.
К месту поединка тем временем подтянулись воины Смура в полном боевом доспехе. И, почти одновременно с ними, дружина Ратимира. Без команды взяли, оставшихся без вождя, северных воинов в плотное кольцо.
И Радогор, закинув руку за голову и ловя ладонью рукоять меча, повторил.
— Бойцы, вы вольны выбирать… Жизнь… А нет, смерть.
Воины долго не отвечали, переглядываясь и тихо переговариваясь между собой. Потом один из них выступил на шаг вперед и хмуро пробормотал.
— Мы уважаем право поединка. — И гордо вскинул голову. — Мы уйдем из города. Но сначала нам надо отправить тело нашего вождя по дороге мертвых. Он был храбрым воином и умелым вождем. Но мы простые воины и за весь народ говорить не можем. Гольм — Свирепая секира не единственный ярл в нашей земле. Есть и другие. А что сделают они, узнав о гибели друга? Нам не дано знать так, что наша жизнь в ваших руках, как и наши головы. Мы не боимся смерти. Ваалхал не худшее место для воина.
Радогор повернулся к воеводе и тот медленно наклонил, в знак согласия, голову.
— Вы можете сделать это воины. И если вы позволите, я бы тоже хотел проводить его в последний путь. Ваш вождь был храбрым воином.
— Гольм — Свирепая секира был бы рад этому.
Радогор в знак благодарности, слегка наклонил голову. И рукой дал знак воям города пропустить их.
— Расступитесь. Пусть они идут. И отдайте им тела товарищей. Для Гольма приготовьте копья. Пусть уйдет, как подобает воину. Он храбро защищал своих воинов и заслужил это право. Окажите ему последнюю честь, проводив до лодии.
И уже совсем тихо закончил
— Он видел свою смерть, но слишком понадеялся на свой топор. Или на удачу.
Но, как ни тихо он сказал, Ратимир расслышал его слова.
— Ты думаешь?
— Зачем? Я знаю. Крак, ты видел наверное, пытался его удержать и показал все, даже мой удар. Но Гольм не остановился и пошел вперед. А на это не каждый способен. Будь он даже тысячу раз храбрецом. — ответил Радогор старшине, и подошел к Смуру. — Сударь воевода, надо отпустить их воинов. Нельзя, чтобы прощание с Гольмом прошло без них.
— А если… — Смур даже не пытался скрыть своих сомнений.
— Не думаю. Прости, что перебил. Можешь просто окружить пристань караулами. Это охладит их пыл. К тому же там дружина Ратимира. Да и другие помогут.
И бросил быстрый взгляд в сторону пристани. Охлябя и Ягодка должны были уже по его расчетам вернуться. Если только все прошло так, как он задумал. Вран еще ни разу не ошибся. С лодии, которые эти люди почему — то зовут «драконом», ушли все, не оставив и двух человек на страже. По крайней мере, он сам там ни кого не увидел.
— Ты чем — то обеспокоен еще, Радогор? — Спросил Смур, заметив его обеспокоенный взгляд. И повернулся к горожанам. — Расходитесь по домам, люди добрые. Все, что можно было увидеть, вы увидели. Другого же, надеюсь, не будет.
Подтолкнул их требовательным взглядом и снова повернулся к Радогору.
— Так, что тебя опять волнует? Крутишься, будто черви в одном месте завелись.
«Отвечать, не отвечать? — Мелькнула скорая мысль. — ладно ли воеводе врать? Все равно дознается».
— У них на лодии полонянка. Совсем юная. Почти девчонка. — Увел глаза в сторону. Как ни как своевольство. И воинов подбил. — Гольма нет, и ее либо в жертву на погребении принесут. А скорее всего замучают до смерти. Это они здесь были тихие. Я Охлябю с Ягодкой за ней послал.
Смур крякнул и помрачнел.
— Это может плохо кончиться.
Ожег Радогора грозным взглядом и рявкнул.
— Все на берег! Другой дорогой.
С этим парнем скоро лежа спать научишься. Не успеешь одно расхлебать, ан он уже новое на ладошке выкладывает. И сколько у него их еще за душой? Хлебать, не перехлебать. Только ложку подставляй. А ну как изловили там Охлябю? Может, и правда лучше его отпустить с Ратимиром? Не парень — тридцать три несчастья. И все из одного места.
Но волнения его были преждевременны. Не пробежали и двух сотен шагов, как из проулка на них выбежал бэр. А следом за ним, отстав на десятой — другой шагов, Охлябя, Неждан и Торопка. И только, когда подбежали ближе, что на спине Ягодка что-то несет. Грязное и бесформенное. И все в лохмотьях. А через лохмотья проглядывает тело. Женское. И даже не женское. Девушка, совсем подросток. Тонкая. Как хворостинка. На лице и теле следы побоев.
— Как прошло? — Торопливо спросил Радогор, окидывая парней беглым, острым взглядом.