Меч Шеола (СИ)

Превозмогая боль и, пытаясь удержать себя в сознании, прыгнул на ноги и пошел в новую атаку. Вместо меча полоса холодного синего света. По которой мечутся красные жилки. Лапа поднялась над головой для удара, выпустив длинные, как боевые ножи, когти. Радогор взревел разъяренным бэром, подставив под удар меч. Лапа словно из железа. Меч скользнул по ней со скрежетом, не оставив и следа, но зато нож вошел в пяту, мягкую податливую, которая должна была втоптать его в изрытую землю.

А лес уже вплотную подобрался к его безжалостному противнику. Толстое, в руку, корневище незаметно доползло до задней ноги, прыгнуло и закрутилось, поднимаясь по лапе к туловищу. А устоявшие на корнях, деревья, давили его, ломая крылья и круша кости.

Пользуясь тем, что зверь принялся сдирать с себя неожиданно появившиеся на его теле, путы, Радогор прыгнул вперед, перекатился через голову и с колена вбил меч в тело монстра, снизу, под переднюю лапу, полагая, что именно там находится сердце, если оно вообще у него было. И рев этого зверя разлетелся над лесом с такой силой, что рев в бэра показался комариным писком.

Чудовище, наконец, сообразило, что угодило в ловушку. Ударило боком в одну сторону, другую, расчищая себе путь к отступлению. С треском рвались корни и валились, уцелевшие чудом, деревья. Взмахнуло нелепыми крыльями и поднялось над лесом.

— Ты не победил меня, человек. — Услышал Радогор его голос. — Это не последняя наша встреча. Я еще приду за своим мечом.

И зверь исчез, словно растаяв в воздухе. Или испарился.

— Милости просим. — Пробормотал Радогор, валясь на землю. — Гостям всегда рады.

Вран, который все это время висел над местом дикой схватки и орал, будто его ощипывали заживо, заметался, потеряв врага, а потом рванул в сторону и тоже исчез.

На дрожащих от слабости ногах, выпрямился и стоял, опираясь на меч. И отстраненно, как будто дело совсем не касалось его, окинул себя взглядом.

Подкольчужник был изрезан острыми когтями на ленточки. Хоть девкам отдавай косы заплетать.

— Хорошую вещь испортил, гад такой! — Равнодушно подумал он, — И поносить не успел. А как воеводе Смуру отдавать буду? Вот же незадача какая вышла.

И не сопротивляясь больше охватившей его слабости медленно опустился в траву, между поваленными деревьями и вырванными корнями, густо залитыми его и чужой кровью.

Очнулся от того, что кто — то плача и охая пытался поднять его и привалить к толстенному выворотню.

С трудом, чувствуя, как снова оживает и расползается по телу дикая боль, а сознание вновь уплывает неведомо куда и зачем в вечернем мареве леса.

— Поспорили мы немного. — Виновато, чтобы не испугать княжну, объяснил он. — Норовистый оказался мужик, вздорный. Так и лезет в драку.

Помогая ей, оттолкнулся пятками и ползком, страдая от унизительной слабости, попятился к пню.

— Сейчас переведу дух и дальше пойдем. Не сидеть же здесь? Намусорили…

Княжна, всхлипывая и давясь слезами, рвала шнурки подкольчужника, пытаясь его снять.

— Круто спорили. Издалека было слышно. Звери попрятались.

— Говорю же тебя норов у мужика вздорный. — Он снова попробовал оправдаться. — А я скандалов не люблю. Ну и слово за слово, не заметили, как и до кулаков дошло.

И испугался.

— Ты только шкурку эту не порви. Чужая. Смуру отдавать придется.

— Привстань, если сможешь. — Не слушая его попросила она.

И сама чуть не лишилась сознания при виде его ран.

— Места живого нет, как спорили. — Ахнула она, с трудом удерживаясь, чтобы не потерять сознание. — Кости видно, до чего он тебя испятнал.

Вран когда — то успел вернуться и теперь путался у нее под ногами, пытаясь заглянуть через ее руку Радогору в глаза. Ягодка, визжа от возбуждения или неутоленной злобы, прыгал на передних лапах и при этом успевал воинственно вскидывать зад. Поодаль, скрываясь за деревьями, стояли и другие бэры.

— Кости целы, а мясо нарастет. — Попытался успокоить он княжну и снова провалился в бездонную черную в пропасть. Но почти моментально пришел в себя.

— Возьми баклагу, Влада. В ней на доннышке осталась еще водица от отца — дуба. Протри то, что расцарапал мне этот зверь. Не хорошие у него когти, гадкие, прямо скажу. Тленом пахнут. А потом поищи ту траву, ты знаешь какую. Чай не все перетоптали.

Можно было и не говорить. Сама уже ползала, ловя глазом знакомые листочки. Нарвала горсть, отчистила от земли И принялась мельчит их зубами.

— Как сейчас в глаза воеводе Смуру глядеть буду? Ума не приложу. — Пробурчал он, следя за ней взглядом. — Столько лет одежку в своем сундуке берег, а мне на месяц едва хватило.

— Тебе и своей кожи не на долго хватит, если на каждом шагу со всяким будешь спорить. — Ворчит Влада, осторожно смачивая жуткие рваные раны. — Я еще и бабий плат не успела поносить и кос не заплела, а ты уж вон… какой.

Радогор провел по распущенным волосам ладонью. Боль успокаивалась после ее нежных прикосновений.

— Успеешь и косы заплести и в бабах походить. Не завтра умирать собрался. Мне еще за старого Врана спросить надо.

А Влада, не слушая его, терпеливо, как делал он, мяла траву в пальцах и накладывала на раны.