Конан был важной персоной. Остальные постояльцы таверны украдкой наблюдали за тем, как он, жуя абрикос, исчезает за дверью вслед за худощавым человеком в длинном темном плаще.
— Ты знаешь, — сказал, оказавшись на улице, фруктоядный Конан, словно продолжая разговор, — мне нравится носить меч. Так приятно чувствовать его у своего бедра.
— Я слышу тебя и понимаю. Тебе нечего бояться.
— О, я знаю это.
— Я хотел сказать…
Незнакомец не стал утверждать очевидное и замолчал, Они поняли друг друга. Конан, возможно, по-глупому согласившись следовать за неизвестным в неизвестное — и в темноту замбулийских улиц в центре города, — напомнил своему проводнику, что вооружен, и так же тонко дал ему понять, что ничего не боится. Они пересекли улицу. На другой стороне свет был скудным, а тени — более глубокими. Конан дошел вслед за своим проводником до перекрестка и сделал резкое движение вперед.
— Ты чувствуешь это?
Идущий чуть впереди проводник отозвался:
— Да. Это твой кинжал?
— Нет, твой. Чуть выше твоей поясницы. Если я надавлю, ты умрешь или будешь парализован. Что будет хуже?
— Это, без сомнения, мудрая предосторожность осмотрительного человека, но в ней нет нужды. Тайна не всегда означает опасность.
— А вынутый из ножен кинжал не всегда идет в дело, — хотя такой поговорки в Киммерии нет. Ты можешь понять, что у меня нет причин доверять тебе.
— Да.
Они повернули за угол, и Конан щелчком отбросил в сторону абрикосовую косточку. Его провели в дверь. Короткая передняя заканчивалась целым рядом дверей и лестниц; проводник повел его наверх — в темноте. Конан незаметно вытер измазанную абрикосовым соком руку о плащ своего спутника. Они дошли до площадки, и проводник трижды постучал в дверь, одновременно просвистев три ноты. Дверь открылась изнутри, и Конан сузил глаза, защищаясь от яркого света. В комнате были две лампы, стол и три стула, вытертый овальный ковер работы жителей пустыни, кувшин и две глиняные кружки и всего один человек. Его одежда была такой же тусклой, как и у его посыльного, — красновато-желтого цвета. Проводник вошел. Конан последовал за ним. Ожидавший их человек закрыл дверь.
Конан услышал снаружи какой-то шорох и встретился глазами с хозяином комнаты.
— Дозорный, — сказал тот; он был похож на торговца, и ему было уже за сорок.
Конан кивнул.
— Я вооружен.
— Если только ты не собираешься совершить убийство, Конан из Киммерии, это не имеет значения.
Конан продолжал разглядывать своего собеседника. Его волосы отступали назад, обнажая высокий блестящий шишковатый лоб. Седина светилась в его бороде, словно иней. Его длинная туника — или короткая мантия — красновато-желтого цвета была окаймлена зеленой вышивкой, а окруженные множеством морщинок глаза казались прищуренными из-за набухших под ними сероватых мешков. Его нос был большим, но не крючковатым.
— Я должен доверять тебе, Конан из Киммерии. Надеюсь, что могу.
— Я слышу глупые слова, — сказал Конан, отступая от своего проводника, чтобы продемонстрировать длинный клинок, торчащий из его большого кулака. Справа от себя он заметил узкое окно; в комнате не было других окон или дверей, кроме той, через которую они вошли. — Ты доверяешь? Это я действую доверчиво. Я пришел, не зная, как зовут вас обоих.
Его собеседник улыбнулся.
— Хочешь вина?
— Нет. Я покинул уютную таверну и хорошее общество. Я собираюсь скоро вернуться, чтобы выпить со своей спутницей.
Двое замбулийцев обменялись взглядами.
— Ты откровенен.
— А ты нет. Я здесь. Говори.
— Тебе знакомо имя Балад, Конан?
— Твой проводник утверждал, что он ведет меня не к Баладу.
— Значит, ты о нем слышал.
— Ему бы хотелось быть ханом над Замбулой.
— Ты все так же откровенен.
— Ты все так же говоришь ненужные вещи.
— Мы не враги, Конан. У тебя нет причин для недружелюбия. Это все, что ты знаешь о Баладе?
— По всей видимости, я здесь, чтобы узнать больше. Говори.
— Ты будешь слушать речи о Баладе, о друг Актер-хана?
Конан пожал плечами.
— Осыпанный его милостями, а не друг. Актер-хан обязан мне. Я ничем не обязан ему. И вообще, его проклятый амулет дорого мне обошелся. Если я тебя выслушаю, это почти ничего не будет мне стоить и ничего не будет значить.
Это было правдой — и к тому же, как он подумал, хорошо звучало. Очень хорошо. К нему обратились заговорщики! Да, он выслушает то, что они собираются сказать. Неужели они осмелятся вести переговоры с человеком, осыпанным столькими милостями Актера? В таком случае они либо чрезвычайно глупы, либо поистине отважны, и Конану хотелось бы знать, какое из этих двух предположений было верным. Он молча ждал с ничего не выражающим лицом.
— Балад считает, что Актер-хан — не лучший правитель для Замбулы и, без сомнения, не лучший для ее народа.
Говорящий сделал паузу, чтобы проверить, какое впечатление произведут на Конана его слова; по лицу Конана ничего не было видно. Двое заговорщиков обменялись взглядами.
— Тебе лучше вернуться в таверну.
Проводник Конана оставил их наедине.
— Меня зовут Джелаль, Конан. Тот, кто привел тебя сюда, не знает этого.