Вейр поморщился, тряхнул рукой, ножи, щелкнув, исчезли в рукаве, будто и не было.
— Зоря, скажи свому хахалю, чтоб рот заткнул и не лез, куда ни просют! — запетушился Драчун, увидев, что оружия у противника уже нет. Вейр хмыкнул.
— Тебе надо, ты и скажи, — буркнула я, хватая Севера за шкирку и пытаясь оттащить подальше от дерева. С таким же успехом я могла попытаться сдвинуть с места быка.
Вейр что-то процедил сквозь зубы и картинно махнул рукой в сторону шайки, оккупировавшей сосну. Лиходеи вмиг оказались каждый спеленат шелковыми лентами веселенькой расцветки. Вейр чертыхнулся, неизящно плюнул и пнул сосну. Надо же… И подумать не могла, что колдун предпочитает розовый. Хотя, предпочтения в цвете — ерунда на прогорклом масле. Была одна такая… барыня, тоже питала страсть к розовому. А ещё купаться в ваннах девичьей крови ради вечной молодости и самолично пороть слуг до смерти. Счет шел на сотни. Приговорили нелюдь к замуровыванию заживо.
Север, отбежав в сторону, с интересом наблюдал за красочными здоровенными игрушками. Выплюнул кусок штанов, сел, облизнулся, глядя на дерево. Я давилась от смеха, пытаясь не заржать во весь голос, почти позабыв про боль.
Первым грохнулся Райко, следом приземлился Драчун, Крут, покачавшись на ветке, присоединился к братьям. Север встал, не спеша потянулся и потрусил к разбойникам.
— Зоря! Убери зверя! Убери, Всевидящим прошу! — отчаянный крик Райко растопил мое сердце. Я успела вцепиться в серый хвост, и, вспомнив недобрым словом ёжиков и непослушных серых волков, пропахала полянку животом.
Север принялся тщательно обнюхивать косматую русую голову. Драчун зажмурился, но не издал ни звука. Звуки он теперь долго издавать не сможет… Я кое-как поднялась на деревянные после верховой езды и полетов со спины коня ноги, и взорвалась:
— Север, твою маму! Ты будешь меня слушаться?
На серой морде появилось выражение глубокой задумчивости. Не знаю, какое выражение было у меня, но волк, глянув в мою сторону, встал и потрусил к выходу из леса уже с виноватой мордой. Я медленно поплелась следом, еле переставляя ноги.
— Зорь, а мы то, как же? — заныл Райко. Крут молчал, изображая оскорбленную невинность. Драчун просто молчал. Разговаривать он, наверное, ещё не скоро сможет.
— Вам сколько раз талдычили — бросайте пить и начните работать! Дом запустили? Запустили! Что вы посадили на своей земле? Даже сорняки не выросли! Сколько раз Лида задницы ваши лечила, а? — взвилась я.
— Мы не будем больше, — простонал Райко.
— Ты — не будешь. А они?
— И они не будут, правда? — он с надеждой посмотрел на родственничков. На хмурых бородатых рожах раскаяние так и цвело буйным цветом.
— Значит, так, братцы. Лечить я сейчас не могу, а вот устроить вам недельку недержания — это у меня сейчас запросто получится. Ещё раз услышу, что мытарите путников, ни шагу без лопуха больше не ступите, ясно?
— Да ладно тебе, Зоря, — пробухтел Крут. — Прощения просим, мы ж и не нападали на тебя.
— Этого ещё не хватало! — устало выдавила я.
Ну что с них взять? Из ржавого арбалета Крута можно было с уверенностью попасть только в небо, но даже случайное попадание грозило смертельной раной. Эта шайка представляла опасность лишь для одиноких беспечных путников, да и то только тех, кто набрался до чертиков в ближайшей корчме на тракте. Мы с Лидой извели бочки настоев и горы примочек на незадачливых братцев-разбойников. Правда, частенько подгулявшие путники сами охотно делились с жаждущими опохмелки братцами, расчувствовавшись от проникновенных жалоб на жизнь. Чем те и жили. Дорога, в общем, считалась безопасной, Радомир дело своё знал. Братцев он не трогал, ну, или трогал местами, оставив незадачливых разбойников безобразничать на тракте для острастки, чтобы путники не теряли бдительность.
— Пусть поваляются, на пользу будет, — вынес приговор колдун.
— Ну, — прохрипел Крут, — икнется тебе, Зоря, за твою доброту-то.
— Что? — я обернулась. — Что ты сказал?
— В Выселки собралась? Ну-ну, — криво ухмыльнулся бородач.
От резкой боли подкосились ноги, я рухнула на траву. Ёж подери! Вейр глянул на спеленатые коконы, как на тараканов в блюде, и направился ко мне. Я почувствовала неладное, но было поздно. Легко подхватив меня на руки, он молча пошел к тракту. Мне хотелось возразить, но потребовать, чтобы меня поставили обратно, духу не хватило. Лучше на руках у колдуна, чем ползком на брюхе, стеная от боли, и все это счастье под пристальным взглядом серых глаз.