— Ладно. Собирай её в дорогу, тетка, выезжаем утром. Я сам вас найду.
— Вот ещё, раскомандовался, — заупрямилась я. — Мне ещё кучу дел переделать надо.
— Ты поедешь с ним, Зореслава, — тихо сказала Лида, но таким голосом, от которого у меня пропала всякая охота спорить. Я вдруг поняла, что этот вечер может быть последним, который мы проведем вместе. Сердце сжалось от боли, на глаза сами собой навернулись слезы. Я с ненавистью взглянула на колдуна. Он ответил тем же.
Пожимать руки друг другу мы не стали.
Глава 3
В которой героиня обзаводится не совсем обычным спутником
Войдя в дом, Лида села у стола, закрыла глаза и долго молчала. Я же не знала, куда себя деть и что сказать. Сказать, что люблю, что буду скучать, что не хочу уезжать из родного дома? Что мне до крика страшно и я как никогда хочу жить? Пустые, ненужные речи. Мы понимали друг друга без слов. Проводить в слезах и причитаниях последний вечер не хотелось ни мне, ни ей. Я это знала.
— Иди в лес, — сказала, наконец, Лида.
— Зачем? — опешила я.
— Найдешь лешего, он должен знать, чем тебе помочь, — и, немного помолчав, добавила. — Вам.
— Да пошлет он меня… обратно, и будет прав. Он нам ничего не должен.
— Знаю, — отрезала тетка, сверкнув глазами, — лезь в подпол, там отодвинешь старый сундук, тот, на котором кадка с груздями, дальше сама увидишь. Неси всё, что есть. Тебе пригодится, — и она опять закрыла глаза.
Я вздохнула. И полезла в подпол.
— Засем тебе уходить? — домовой пристроился на мешке с мукой, болтая ногами в катанках и посвечивая угольками глаз.
— Кто тебе сказал, что я ухожу?
— Мне и говорить не надобно, дева, я и так визу. Она тебя вырастила, выходила, а ты за первыми же станами бежис.
— Я тебе сейчас твои порву, если не заткнешься, — прошипела я, с трудом снимая тяжеленную кадку. Еле-еле отодвинула сундук, отряхнула руки от пыли, чихнула и вгляделась в пол. Так и есть. Хоровод крошек-огоньков сулил уйму светлого и доброго тому, кто вздумает протянуть загребущую руку.
— Ну, Лида! Удружила! Могла и намекнуть, — я, закусив губу, разглядывала танец огней. Ёж его знает, что она здесь придумала. И не скажет ведь, только посмеётся. Ладно, рискну, чем чёрт не шутит.
— Откройся, раскройся, хозяйка пришла, добра принесла, — я хмуро уставилась на хоровод. Жуш перестал болтать ногами и насмешливо поблескивал глазками, наблюдая за моими усилиями. Его всегда веселило, когда я получала на орехи. Ладно, вторая попытка не пытка.
— Свои идут, времена грядут, твоей помощи ждут, скоро ночь придет, ворота отопрет, дверь откроется, замок раскроется…
Огни засияли ярче, закружились, издевательски подмигивая. Жуш захихикал.
— Чего ржешь, нечистик! Чтоб тебя ёж задрал! — рявкнула я.
Огни собрались в круг, появилась пасть, растянулась в ухмылке, показала язык и исчезла с оглушительным хлопком.
— Ну, Лида, ну, придумала… — растерянно прошептала я. Хотя, всё правильно, ключ подходил только мне. Больше ежей никто попусту не поминал.
— Зоря, не тяни, давай, открывай узе! — Жуш слез с кадки и нетерпеливо подпрыгивал рядом, потирая ручки.
— Ты мне помог, чтобы командовать? — я сурово сдвинула брови.
— А чего помогать-то? Сама разобралась, чай, поди, не деревянная, — хихикнул домовой.
— Молчи уж, помогальщик, — буркнула я и взялась за край половицы.
На дне неглубокой ямы лежали простая деревянная шкатулка и крепенький полотняный мешочек. Я взялась за узелок, но мешочек, выскользнув, шлепнулся обратно, сыто звякнув. Подхватив находки, я выбралась из подпола.
Лидия уже хлопотала у стола, набивая сумку зельями и мазями. Что-то она отставляла в сторону, недовольно фыркнув, что-то, после придирчивого разглядывания и даже обнюхивания, распихивала по специальным карманчикам внутри сумки.
— Лид, откуда у нас столько денег?
Она перекинула косу за спину и хмуро глянула:
— Ты что, думала, я только едой да тряпками беру?
— Нам же нельзя, сама говорила, — растерялась я. Мы иногда продавали излишки приношений благодарных людей, но столько нам ни в жисть не насобирать.
— Говорила… Мало ли чего я говорила. Живем мы уединенно, лихих людей пруд пруди. Вот веды слушок и пустили, чтобы не искали рыбку в мутной воде.
— Но я никогда не видела, чтобы тебе платили деньгами!
— Ну, не видела, и слава Всевидящему, — проворчала она и продолжила осмотр наших запасов.
— Ну, Лид, ну, скажи!
— Зоря, почти все за лечение пришлых. Есть болячки, о которых лучше не распространяться, вот и платят за молчание. И вообще — хотят, благодарят, хотят — нет, сама знаешь, — раздраженно ответила тетка. Я поняла, что лучше заткнуться и не приставать с расспросами. И поддела замочек шкатулки. Внутри лежала сосновая шишка. Вот тебе и клад, козья бабушка.
— Лид, что это?
— Иди в чащу, к старой сосне, там зажжешь костер и бросишь шишку. Дальше сама разберешься, не маленькая, — отмахнулась от меня тетка, разглядывая на свет очередной флакон.