Но вот, сошлись две волны всадников! В грохотом, ревом боевых жеребцов, грудью таранящих азиатских коней… И криком поганых, насквозь пронзенных гранеными копьями русичей! Один удар — и сотни гулямов Едигея, отборных восточных копейщиков разом сгинули под неудержимом катком русских рыцарей…
Но пять сотен — это тонкая цепочка всадников против десятитысячной массы тумена. Удар дружинников остановил натиск татар, выиграл мокше время — но, опрокинув три, четыре ряда поганых, русичи потеряли разгон, сломали древка копий, не выдержавших напряжения тарана. Витязи Боброка схватились с ордынцами в упорной рукопашной — но разве может хлипкий калкан остановить тяжелый, неотвратимый удар булавы? Разве может найти верткая степняцкая сабля брешь в клепано-пришивной броне дружинников?!
Кажется, что нет… Кажется, что отчаянная атака Боброка сумела остановить ворога — и если она и не переломила ход битвы, то и не позволила хану прорваться в тыл союзникам на правом крыле.
Но Едигей не стал бы ближником самого Тамерлана и одним из лучших его полководцев, если бы не умел сражаться, если бы не умел вовремя реагировать на действия противника на поле боя… Поняв, что даже оттеснить урусов его гулямы пока не в состоянии, он изменил направление удара большей части своего тумена. Верные ногайцы и прочие нукеры темника, собранные им в Туране, ударили через центр, опрокинув легких булгарских лучников; они зашли в тыл отборным батырам Ак-Хози! И если эмир до того упрямо сражался, отчаянным волевым усилием сохраняя душевное равновесие, то после удара Едигея он бросился бежать, увлекая за собой сородичей и остатки буртасов…
Примеру эмиру последовал и Паруш; он увел мокшу вслед за булгарами… Инязор промедлил, собирая своих ратников в кулак прежде, чем прийти на помощь Боброку, дал воинам небольшой отдых. Но осознав, что битва уже фактически проиграна, он не рискнул прийти на выручку русичам, только что спасших мокшу от разгрома и истребления…
Лишь дружинники, скованные боем, не смогли вовремя отступить. Тяжело дышащий Боброк-Волынский, устало отмахивающийся от татар уже практически неподъемной булавой, осознал поражение и скорую гибель — и все же решил остаться, даже не пытаясь спастись бегством.
Пускай…
Пускай русичи в очередной раз принесут себя в жертву ради ветреных союзников — зато их совесть чиста… Пускай погибнут они в кольце окружения — но ведь часть булгар и мокши сумеют уйти!
А значит, союз против Тохтамыша все же не сгинет на этом поле. Значит, какой-никакой щит Руси уцелеет на восходе, прикрыв Рязанские и Нижегородские земли — дальние подступы к Москве… Это значит, что принесенная Боброком и его воями жертва не будет напрасна.
Очередной удар булавы воевода обрушил на голову поганого, прикрытую легким шлемом-мисюркой. Череп ворога лопнул под тяжестью металла — но и в лицо бывшего Волынского князя ударила стрела, поразив его точно в глаз… И навеки потушив свет в очах славного витязя.
Глава 13
…- Переговоры и обмен пленных могут быть ловушкой, дядя. Что делать, если тебя схватят, а Витовта не выдадут?!
Андрей Полоцкий внимательно посмотрел в осунувшееся, испещренное морщинами лицо явно сдавшего старика. Кейстут ответил надломленным, скрипучим голосом:
— У них мой сын… Я должен попытаться его освободить…
Андрей упрямо мотнул головой:
— Наши силы примерно равны, а Троки по-прежнему находятся в руках тевтонцев. Неужто разменяешь княжество на сына, дядя? Да и не посмеет Скиргайло нанести Витовту какой урон, пока Корибут и Ягайло в наших руках! Сразимся с ворогом, освободим родную землю от германцев — а заодно освободим и моего двоюродного брата!
Болезненно закашлялся великий князь литовский — кажется, что жизнь в его теле теплится лишь перед встречей с сыном. Наконец, поднял выцветшие, серые глаза на племянника — и неожиданно с чувством попросил:
— Прости меня Андрей… Прости. По старшинству тебе должно было стать великим князем литовским… Но я хотел лишь выполнить волю почившего брата! И удержать страну от смуты братоубийственной… Прости меня, Андрей, что поддержал я Ягайло — гнилой плод взрос от семени Иулиании.
Андрей Ольгердович, не ожидавший такого поворота событий, удивленно вскинул брови, но тотчас недовольно поджал губы. Нет да нет, но старая обида на дядю, нарушившего закон престолонаследия в пользу завещания отца, порой отзывалась в его сердце горькой болью… Но он не успел ничего ответить прежде, чем собравшийся с силами Кейстут продолжил — заговорив куда как звонче и властней:
— Ты истинный наследник Ольгерда, Андрей! Я не поддержал тебя после его смерти, но ныне исправлю свою ошибку. Ты спросил, что делать, коли меня схватят на переговорах? Вести войско в бой и сокрушить врага! Вести — на правах великого князя литовского!