Меч Тамерлана

– Мне все равно. Потому что, как видишь, в твое отсутствие я себя неплохо чувствую…

Данияр ее словно не слышал.

– … О, блины! Прямо к моему возвращению! – Поводырь просиял и схватил с тарелки самый верхний, еще дымящийся паром, но тут же бросил его назад. Отдергивая пальцы и обжигаясь, свернул трубочкой, подул: – Ох, горячий… Сгущенка есть? Да и так отлично! Вкуснотища!

Катя решительно прошла мимо него, отодвинула тарелку подальше. Демонстративно развернулась и скрестила руки на груди. Данияр доел блин, внимательно разглядывая девушку.

– Ты ждешь кого-то? Я не вовремя? Мне уйти?

Катя вспыхнула:

– Да, жду. Нет, не не вовремя. И нет, остаться.

– Ничего не понял, но мне уже интересно, – он уселся за стол, приготовился слушать.

Катя порывисто выдохнула, посмотрела на тарелку, пробормотала:

– Отец сегодня придет.

Данияр схватил со стола яблоко и с хрустом откусил.

– М-м.

Но по его неопределенному «м-м», по той поспешности, с которой он вцепился в яблоко, Катя отчетливо поняла, что он в курсе. Более того: он точно знал, что отец появится сегодня. И, вероятнее всего, знает, в связи с чем. И поэтому прервал свои скитания между мирами и явился. Именно сегодня.

Катя повернулась к плите. Налив теста на сковороду, развернулась обратно и воинственно выставила вперед нож, которым переворачивала блинчики:

– Если ты что-то знаешь, самое время в этом признаться!

– Э, не, меня в свои разборки с родителями не вмешивай. Я Поводырь. Я в игры богов не играю.

– А в какие играешь? – она уставилась на парня. – Помнится, ты обещал избавить меня от Залога власти…

Тот деловито прищурился, отвел взгляд.

– Ты же знаешь, что все оказалось сложнее, – он нахмурился и посмотрел с осуждением. – Но я честно прячу тебя здесь так, что ни одному мороку не сыскать. Что касается Велеса… Скажем так: я догадываюсь, в чем причина такого спешного визита, но рассказывать ничего не буду. Даже не проси.

Но Катя уже сама догадалась:

– Что-то с Гореславой? Ее нашли?

Забыв о блинах, она опустилась на табурет напротив Данияра. Поводырь посмотрел на нее серьезно:

– Ты чувствуешь ее?

– Нет… Вернее, мне кажется, что нет… Не знаю. А что?

– Хорошо бы понять, где она, в каком мире, что с ней…

Поводырь отвернулся к окну – верный признак смятения и задумчивости. По кухне потянулся запах подгоревшего теста. Катя спохватилась, сняла почерневший блин со сковороды.

– Мне не нравится то, что происходит, – проговорил наконец Данияр. Катя насторожилась и обратилась в слух. – Словно на головы людей разом обрушились все беды и несчастья. Так душно в мире…

Девушка медленно обернулась:

– Разве это возможно? Темный морок хранит людей.

Данияр покачал головой:

– Если в серую краску бесконечно добавлять черноту, она рано или поздно превратится в эту черноту.

Катя медленно опустилась на стул:

– Все беды обрушились на головы, говоришь? Не хочешь ли ты сказать, что Темновит заполучил Гореславу? Что еще могло ослабить темный морок?

– Как свет – противоположная сторона тьмы, так и вы с Гореславой – две стороны одной силы. Перейди одна из вас на службу какому-то из мороков – мир изменится до неузнаваемости.

Мама говорила ей об этом давно, когда пыталась объяснить, зачем Катю оторвали от дома, спрятали в мире людей.

– Отец будет просить найти Гореславу?

Данияр задумчиво кивнул.

– Кажется, ты единственная, кто сможет это сделать.

* * *

Милану не отпускало чувство беспокойства. Даже оказавшись в своей комнате, она озиралась по сторонам, будто эта странная девочка могла и здесь выскочить из темноты со своими странными вопросами и безумными глазами. Устроившись на кровати, Милана с опаской поглядывала в окно: ей всё мерещилось, что за ним кто-то стоит и смотрит на нее из темноты. Она так и заснула – сидя, с включенной настольной лампой. Ее разбудил шум в коридоре. Были слышны торопливые шаги, а из кухни потянулся приторный запах лекарств.

Девочка встала, приоткрыла дверь: мама суетилась на тесной кухоньке – что-то торопливо искала, роясь в ящике. Рядом с ней на стуле стояла спортивная сумка, заполненная нехитрыми вещами: махровое полотенце, тапочки в полиэтиленовом пакете, цветастый халат и ночная сорочка с незабудками.

– Мам, ты что?

– Бабушке плохо, – не оборачиваясь, прошептала и всхлипнула. – Скорую вызвали.

– А сумка для чего? – Милана знала, конечно, ответ, но он не укладывался в голове – с бабушкой они виделись всего несколько часов назад, она была здорова и ни на что не жаловалась.

Мама оглянулась через плечо:

– Если скажут, что госпитализировать надо… Милана, принеси ее зубную пасту и щетку, положи в сумку.

Милана побежала к умывальнику, схватила зубную щетку и пасту и рванула назад. На обратном пути заглянула в комнату бабушки – та лежала, положив натруженные руки поверх одеяла, дышала тяжело, прерывисто, выпуская из груди тонкий и протяжный свист.

Девочка проскользнула в комнату.

– Бабуль, – тихо позвала Милана.

Бабушка приоткрыла глаза, посмотрела мутно прямо перед собой, будто и не увидев девочку. Та подошла еще ближе, коснулась руки женщины – кожа оказалась холодной и липкой от пота.