Конечно, можно дать волю раздражению и злости, скрутить тварюгу тёмнооковскую, но совсем не хочется при Анне. Присоединившаяся к отряду, Куница существенно влияет на атмосферу, гася негативные вспышки. Гоблина тоже можно понять, пусть это и не нужно делать, но ведь любой живой твари не хочется пребывать в плену, а тут ещё и свои рядом.
Проверил броню, сняв основной панцирь. Пояс привычно скрипнул от тяжести арбалета, на другую строну приторочил меч в ножнах. Только собрался идти, как Куница подбегает с поцелуем.
— Будь осторожен, герой. И не задерживайся, — шепнула она.
— Хорошо, — отозвался я, чувствуя, как тепло разливается в груди.
Сочная весенняя трава мягко принимает жесткие ботинки, и если контролировать шаг, ступать получается почти бесшумно. Достаточно светло, чтобы обходить опасные хрустом или хлюпаньем места. С недавнего времени я научился сосредотачиваться на слухе и боковом зрении. Скрипуче-крикливый лес, расцветает пуще прежнего, сообщая в звуках о быте всех, кто нашёл в нём дом. Боковое зрение позволяет заметить даже малейшее движение. Это может быть птица или животное, вроде кабанчика слева, потерявшего ко мне интерес и юркнувшего в кусты. Набравшие вечерней суровости деревья, провожают взглядами наплывов и узлов на вековых стволах. Древний, но полный умеренной жизни лес, дарит непередаваемый букет запахов, звуков и образов.
Двух мёртвых гоблинов я уже прошёл. Следы их собратьев то появляются, то исчезают и приходится полагаться на чутьё. Осторожно крадусь. Пару раз донеслись загадочные звуки, но это могло быть всё, что угодно.
Вновь характерные гоблинам следы. Они словно бегают туда-сюда, когда идут крупной группой. Встретился заболоченный ручей, тут сородичи Атакауна останавливались на привал. Звук-вскрик вновь донёсся более отчётливо и я решил идти в его направлении.
Ожидаемо, вскоре послышался знакомый шум гоблинского лагеря. Я попытался найти более укромное место для наблюдений, но лес растёт на ровном участке почвы. Вспомнилось лишь, что гоблины любят спать под хвойными деревьями. Прокравшись пару десятков шагов, я решил не рисковать и притаившись, принялся слушать. Важно хотя бы понять — будут ли гоблины перемещаться куда-то сегодня? Дуб, возле которого я сижу, манит достаточно низкими ветками, чтобы на него забраться. Я тут же схватился за крайнюю и, с лёгким шумом, быстро оказался на приличной высоте. Звуки от лагеря стали приглушённее, но зато появилась возможность наблюдать в просветы за происходящим. Вечер оставляет лишь немного времени на это.
Довольно быстро убедился, что зелёное племя никуда не денется, а спуститься получилось тогда, когда пара гоблинов убрались из-под дуба. Кажется, собирали пищу.
Под хруст и скрип коры, чуть не сорвался, отделавшись испугом, замершим сердцем и обломанным ногтём. С ноющей противной болью в пальце, отдышался и осторожно продолжил спуск. Тьма сгустилась и к пережитому добавились волнения о поиске обратного пути.
Память подсказывает дорогу, уже ручей нашёл, но отчаянье всё отчётливее звенит в груди, высасывая силы. Не особо таясь, широким шагом, я пытаюсь обнаружить путь. Лес, наполнившийся густым сумраком, совершенно поменялся. Надвинулся, стал цепляться ветками, будто пытаясь сдёрнуть кольчугу или шлем. Под ноги попадается всё больше кочек и ям. Даже трава норовит опутать ботинки и отомстить за то, что топчу.
Наконец, я остановился и сделал несколько вдохов, переводя дух. Лицо холодит от пота, но изнутри пылает жар напряжённого тела. Я постарался припомнить место, где оказался, но безрезультатно. Память лишь услужливо намекнула о рекомендации в эльфийской книге — начать ходить по всё расширяющемуся кругу.
Вдруг меня озарило — сначала лицо Анны привиделось, а затем и самородок, врученный ей. Всеми силами постарался его представить и вдруг ощутил ниточку, потянувшуюся влево. С готовностью отдался чувству, освобождённое, оно начало увереннее манить, а потом и тянуть. Я сделал несколько сотен шагов, как показался наш временный лагерь. Радость растеклась в душе и вырвалась горячей молитвой Ору.
— Ворк! Наконец-то ты пришёл! — воскликнула лунарка бросившись навстречу. — Ах, у меня сердце уже разболелось за тебя!
Мы обнялись, и прижимаю я хрупкую спутницу с неожиданной силой, будто боюсь отпустить. Анна и сама вжалась, пару раз всхлипнув. Атакаун же привычно пялится, стоя возле приличной кучи дров.
— А чего костёр не разожгли? — поинтересовался я.
— Да, огнива-то нет, а пользоваться алхимическим я не умею, — пояснила Анна.
Я облегчённо улыбнулся и занялся костром в удивительно устроенном лагере. Лунарка, при помощи гоблина, успела подготовить лежаки, натянуть защитную ткань от дождя, выкопать яму под костёр и много других мелочей, создающих приятное чувство уюта. Когда рыжее пламя наконец раздвинуло густой полумрак, стало ещё приятнее. Ужин оказался под стать обеду по вкусу и аромату, пока тарелка пустела, я рассказал о результатах.
— Значит, можно не бояться, что они придут? — спросила Анна.