— Ну и жуткое же создание. Ты заметил, как от него пахнет? Нет уж, больше я второпях никуда выскакивать не стану, это будьте благонадежны. А то видишь, в какую историю вляпался? Насколько я разглядел, это был H. sapiens barbatus. Их тут немало водится. Прими мой совет, отлежись пару деньков. Я всего на минутку вылез, думал разжиться лягушкой-другой перед зимней спячкой, так он налетел на меня, почище ежа. Ей-ей, я в жизни так не пугался. Как ты считаешь, может, мне лучше сразу спать завалиться?
— Я бы на твоем месте не беспокоился, — сказал Варт. — Как раз этого человека я немного знаю, он змей любит.
— Кушать? — с запинкой спросил уж.
— Да нет. Он относится к ним по-дружески, у него даже есть несколько питомцев. Когда мы… то есть я хотел сказать — он, когда он выходит собирать травы, то основное время тратит на ловлю лягушек, чтобы покормить своих змей. Удивительно, как мало лягушек попадается, когда начинаешь искать, — все жабы да жабы. А жаб змеи не едят.
— Я как-то съел жабу, — понемногу успокаиваясь, сказал уж. — Знаешь, совсем маленькая была, а все равно невкусная. И все же я бы ни за какие лягушки не хотел оказаться среди питомцев этого существа. Ты случаем не знаешь, какого он пола?
— Мужского, — сказал Варт.
— H. sapiens barbatus, — повторил уж, ощутивший себя — теперь, когда предмет обсуждения удалось классифицировать, — в большей безопасности.
— А тебя как зовут, дитя мое?
Варт не знал, что ответить, и потому просто сказал правду.
— Странное имя, — с сомнением в голосе произнес уж.
— А у тебя какое? — спросил Варт.
— T. natrix.
— Это T. что-нибудь обозначает?
— Ну, во всяком случае не Томми, если ты это имел в виду, — несколько высокомерно ответил уж. — В моем семействе оно всегда означало Tropidonotus.
— Прошу прощения.
— Ты на меня только не обижайся, — сказал уж, — но помоему, твоим образованием немного пренебрегали. Мало того, что мать назвала тебя Вартом, как какую-нибудь вульгарную Bufonidae, так ты еще и T. natrix'а признать не способен. У тебя вообще-то мать когда-нибудь была?
— Вообще-то не было.
— О, извини, — воскликнул уж. — Надеюсь, я не ранил твоих чувств. Ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было никого, кто преподал бы тебе Легенды и Сны и прочее?
— Никогда.
— Ах ты бедный тритончик! Чем же ты занимаешься во время спячки?
— Наверное, просто сплю.
— И снов не видишь?
— Нет, — ответил Варт. — По-моему, нет. Во всяком случае, не много.
Тут выяснилось, что T. natrix — существо добросердое и чувствительное, ибо, услышав ответ Варта, оно сронило — из носа — маленькую чистую слезу и возмущенно воскликнуло:
— Какой позор! Стыдно даже представить себе несчастную маленькую рептилию, как она заползает на долгие зимние месяцы в одинокую норку и не может ни матушку вспомнить, ни хоть какого ни на есть Сна посмотреть, чтобы скоротать время. Тебя, наверное, даже Истории не обучали?
— Историю я немного знаю, — неуверенно ответил Варт. — Про Александра Великого и еще кое-что.
— Какая-нибудь современная дребедень, без сомнения, — сказал уж. — Как ты зиму протянешь, я совершенно не понимаю. Но хотя бы про Atlantosaurus immanis и Ceratosaurus nasicornis тебе кто-нибудь рассказывал?
— Да вроде бы нет.
— Ну, я просто слов не нахожу.
— А сам ты не мог бы мне про них рассказать?
— Это определенно представляется делом в высшей степени добрым, — ответил уж, — и, клянусь Асклепием, так я и поступлю, даже если рассказ займет остаток дня. Господи, да я во всю зиму заснуть не смогу, думая о том, как ты дрожишь у себя в норе, не имея пищи для размышлений.
— Очень будет любезно с твоей стороны, если ты мне про них расскажешь.
— Обязательно расскажу, — ответило доброе пресмыкающееся. — Сейчас ты узнаешь, какие мысли кружат в скромном, неспешном, зимнем разуме всякой змеи, пока снаружи шуршит, опадая, снег, — да, собственно, и летом тоже, когда змеи греются на теплых камнях. Что бы ты предпочел, Историю или Легенды?
— Пожалуй, Историю, — сказал Варт.
— Историю, — пробормотал уж, и глаза его, закрыть которых он не мог, затянулись пленкой.
— Историю, — негромко повторил он. — Угу.
— Ну, не знаю… — спустя минуту, произнес уж.
Затем он тихо вздохнул, так и не придя к какому-либо решению.
— Про нас тебе лучше забыть, — отрешенно начал он. — Ни меня, ни тебя История не касается. Мы слишком малы, чтобы великое море обращало на нас внимание. Потому-то у меня и нет своего имени — T. natrix и только, как у всех моих пращуров. Само по себе семейство T. natrix еще как-то участвует в Истории, а я — я нет.
Уж замолк, стараясь побороть охватившие его чувства, а затем неторопливо продолжил.