Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего

Довольный, что добился своего, Пончик прибавил прыти чалому, и скоро уж телега миновала, загремела по улице, мощенной деревянными плахами. Неширокая улочка звалась Варяжской – до Свейского переулка. Далее она меняла русское название на урманское, но та же ореховая скорлупа хрустела под коваными ободами, те же мощные срубы из гигантских почерневших бревен тянулись по сторонам улицы, те же могучие заборы справа и слева. Такое же все крепкое, мощное, ладное. Сколько заборов – столько крепостей. Нету пока у Альдейги герба своего, а девиз уже имеется: «Накося!» Замучишься завоевывать…

– Опять чинят в базарный день… Угу… – проворчал Пончик, подбирая вожжи. – Нашли время!

Впереди дюжие ребята-мостники перестилали покрытие – клали вдоль улицы три бревна-лаги и врубали поперек крепкие плахи. Еще и брус по краям клали, типа поребрика.

– Давай в объезд.

Ворча, Пончик приворотил телегу в узкий, немощеный переулок и выехал на соседнюю улицу, прямо к свежесрубленной избе, над резным крыльцом которой нагло растопырился крест. На новеньких, светящихся смолистой желтизной ступенях стоял отец Ставр во всем черном и мерно постукивал по столбу волосатым кулаком, усеянным огромными перстнями-жуковиньями. Ему что-то неслышное говорил утконосый Хуфин, переминая пальцами шапку. Священник кивал со значительным видом.

– Ты езжай пока, – Олег соскочил с телеги, – я сейчас…

– А ты куда?

– Нужно мне.

– А-а…

Олегу приспичило. Он свернул в проулок, зажатый частоколами так, что двум пешим не разойтись, и выбрался на немощеную уличку, застроенную амбарами, крепкими и основательными, как доты. За амбарами тянулись овражки да западины, заросшие густой зеленью бузины и шиповника. Здесь Олег, поозиравшись, оправился и пошел обратно другой дорогой. Распугав гусей за длинным зданием платной конюшни, он полез через кусты смородины, продираясь к задней стене новенькой избы. «Совсем на местности не ориентируешься! – сердился он про себя. – Сейчас вот спустят хозяева собак, они тебе моментом верный путь укажут…»

Внезапно из волокового окна-просветца над его макушкой донесся негромкий мужской голос:

– Мы творим дело богоугодное, стало быть – правое… – Олег узнал баритон отца Агапита и замер. – Простереть свет истины над русскими землями – разве не благо?! И пусть великая идея спасения души овладеет заблудшими! Обратись к василевсу ромеев, и он поможет тебе взойти на трон всея Гардарики…

– Ага! – послышался голос Вадима ярла, исполненный сарказма. – И стану я тогда вассалом императора. Приставит ко мне какого-нибудь архиепископа, и будет он тут мной вертеть…

– Не вертеть, – с достоинством сказал отец Агапит, – но направлять волю христианского царя русов и наставлять его. В том и заключено богодержавие!

– И чем он мне поможет, василевс твой? – спросил Вадим агрессивно.

– Золотом, – коротко ответил Агапит.

– Мало золота! – рявкнул Вадим. – Еще и сталь нужна. Дружину Хакона не купишь, ее резать надо! Колоть! Рубить! Сживать со свету! И какой мне в этом толк от василевса?

– Не волнуйся так, ярл, – зажурчал Агапит, – все в руках божьих.

– Как же мне все это надоело, господи… – процедил Вадим. – Сколько можно гнить на этих поганых болотах? Ладно, пойду я…

– Ступай с богом, сын мой…

Олег осторожно выпрямился и скользнул в проулок. «Да-а… – подумал он. – Страсти кипят шекспировские. Может, и впрямь Нострадамусом прикинуться? Возвещу конунгу грядущее, а дальше пусть сам думает. Хоть душа будет спокойна…»

Глава 11. Заговор

Свеаланд, Упсала

Лодью свою Вадим ярл получил в наследство от отца и продолжал называть «Пардусом» – так легка была она на воде, так стремительно разгонялась, разрезая килем пенные гребни. Борта лодьи поднимались невысоко и были выкрашены в густо-синий цвет. Следуй она на одних веслах, заметить ее в толчее волн было бы непросто, но «Пардус» шел под парусом. Растянутое реем красно-белое ветрило маячило издалека, словно бросало вызов встречным и поперечным, пугая мирных купцов, напрягая воинов. Удача – девица с норовом, изменить может запросто, а тут, на палубе, восемь десятков отборных головорезов, точно знающих, где у меча острие…

Сощурившись, Вадим осмотрелся. Серо-зеленое Варяжское море заливало весь круг зримого им мира, перекатывая валы соленой влаги, шумно дыша и плеща.

– Воист! – коротко кликнул ярл и, без лишних слов, показал на мачту.

Воист, шустрый белоголовый малый, мерянин из города Суждал, поплевал на ладони, сплошь покрытые мозолями, и полез на мачту, ловко цепляясь за канат из моржовой кожи. Наверху, уперев колено о рей, Воист оглядел море на западе и крикнул:

– Вижу берег!

Вадим молча кивнул, хороня скупую улыбку в бороде. Засветло управились! Позади глубокая Нева и мелкие воды Хольмского залива между Финландом и Эйстландом, позади – короткий простор Варяжского моря, и вот зоркий Воист углядел коренные земли Свеарики[42]. Подгребаем, однако!