Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего

Хольд повернулся лицом к шестерым витингсам. Больше он уже не оборачивался. Крут бился с ожесточением, словно отплачивая жреческим слугам за смерть Асмуда, а заодно продавая собственную жизнь по самой высокой цене. Меч Крута блистал и сверкал с легкостью и быстротой стрекозиного крыла над прудом, раз за разом окрашиваясь кровью.

– Бежим! – процедил Олег и стартовал, подгоняя Пончика.

Выскочив на опушку, он оглянулся и похолодел. Крут, одолев четверых, добивал пятого витингса, вот только десяток лучников, выпрыгивая из-за дубов, расстреливал хольда с безопасного расстояния. Несколько стрел уже вонзились ему в спину и в бок. Крут с усилием занес меч и махнул, перерубая витингсу горло. Это был его последний удар. Крут постоял, покачался, сгорбился и рухнул, орошая кровью корни священного дуба.

Олегу хотелось разорваться – долг толкал его прочь, а чувство товарищества гнало мстить.

– Уходим! – пересилил он себя.

Далеко они не ушли – крепкие арканы раскрутились в воздухе и пали Олегу и Пончику на плечи. Петля стянула Пончику руки, канат натянулся и швырнул лекаря на землю. Олегу удалось увильнуть от первой петли и выхватить меч, чтобы резануть вторую. Тогда сразу два волосяных аркана прилетели из-за кустов и поймали его, стягивая руки по швам. Шипя от злости, Олег упал и покатился, как сбитая кегля. Деловитые стрелки, пряча луки в налучья, подбежали, снимая с пояса тонкие ремешки для связывания рук.

Олег даже обрадовался появлению убийц Крута. Он дернулся, продвигая меч, притянутый петлею к телу, и один из канатов лопнул, разрезанный наточенным лезвием. Прусс, заметивший Олегово движение, крикнул, предупреждая товарищей, но поздно – дорезав второй канат, Олег высвободился, вскочил и с наслаждением нанес удар на поражение. Прусс в кожаном доспехе с изумлением глянул на внутренности, валившиеся из него, закричал, поперхнулся и упал, корчась, словно пытаясь запихать кишки обратно.

Второму стрелку Олег перерубил правый бок в районе печени. Третий успел достать лук, и меч сначала рассек тетиву, а после пырнул стрелка в грудь, накалывая сердце.

– Олег! – закричал Пончик. – Сзади! Уходи!

Олег обернулся – к нему бежали витингсы, человек пять, за ними поспешал местный криве, ярясь и потрясая посохом.

Молниеносным ударом Олег снес голову четвертому по счету стрельцу и кинулся в лес.

– Я вернусь, Шур! – прокричал он, но Пончик ему не ответил.

Глава 24. Жертва Перкуну

Курланд, храм Перкуна

Хмурые витингсы подхватили Шурика и понесли, привязав к жердине, как убитого оленя. Шуре было очень неудобно, ремешки резали руки, а страх просто не вмещался в нем, так много его было. И он все рос, этот страх, рос и рос!

Криве догнал витингсов и довольно оглядел их добычу. Пощупав Пончика – жирненький! – жрец покивал и сказал что-то властным голосом. Витингсы кивнули и потащили Шурика дальше, обходя рощу на почтительном удалении.

За дубравой обозначилась возвышенность, на ней крепко сидел храм Перкуна, устроенный из старого дуба, метров двадцати в обхвате. Видимо, дерево засохло, но рубить и корчевать его не стали. Вместо этого удалили верхние сучья, всю развилку, и оставили один ствол, корявый и оплывший цилиндр, в котором вырубили круглый зал святилища, а сверху все это сооружение накрыли тесовой крышей.

Пончик разглядывал храм вниз головой, ритмично раскачиваясь и мотаясь. Неудобный ракурс! Витингсы поднесли Пончика поближе к храму и положили на специальную площадку-рикайот, перед которой горел неугасимый костер.

– Развяжите, сволочи! – взмолился Шурик.

Витингсы, словно поняв его речь, разрезали путы… а заодно и всю одежду лекаря. Сдернули сапоги и связали Пончика по новой, голого и босого. Потоптавшись, витингсы ушли, уступив место вейделотам. Вейделоты закружились вокруг Пончева, колотя в бубны и выкрикивая протяжно: «Ши-и-у! Ши-и-у!»

Старый вурскайт, криве-освятитель, с кряхтеньем присел на корточки перед Пончиком, поставил перед собой горшочек с чем-то вонючим и принялся за дело: бормоча молитвы, он макал в горшочек пучок перьев и рисовал на груди и животе жертвы священные закорючки. Закорючки жгли кожу и проявлялись размытыми зелеными иероглифами.

Пончик лежал на твердом, и его трясло. Сглотнув сухим ртом, он поглядел на кривую стену храма, где были выдолблены три глубокие ниши. В нишах торчали деревянные уродцы, должные изображать туземных божков. «Господи, – подумал Шурик с отчаянием, – куда меня занесло? А вдруг сожгут?»

Пончику «повезло» – криве приносил жертвы Перкуну иным способом. Он их топил.